Бегство из психушки - [41]

– Значит, ты мой лечащий врач?

– Да. С тобой хочет поговорить сам Владимир Андреевич.

– Когда?

– Сегодня. Он не любит откладывать неотложные дела на завтра.

– А разве разговор со мной – это неотложное дело?

– Возможно.

– Вы здесь всех больных держите в отдельных палатах?

– Нет, не всех. Но не мог же я положить тебя в одной палате с психами в стадии обострения. Да и Владимир Андреевич не смог бы с тобой разговаривать при них.

– Может, для разговора с ним меня сюда и привезли? А, Коленька?

– Соня, ты всегда была сообразительной девочкой. Я – ученик Нежкова, ты – моя ученица. Значит, ты принадлежишь к психиатрической школе Нежкова. Но ты считаешь его ретроградом, самодуром и борцом с прогрессом. Поверь мне, что он намного умнее и современнее, чем ты думаешь. Сейчас тебе принесут обед, а потом к тебе зайдет Владимир Андреевич и вы с ним обо всем поговорите.

Николай Павлович вышел из палаты. Походка его была по-прежнему легкой и энергичной.

После обеда Софья уснула.

Разбудил ее скрежещущий голос.

– Не хочется будить вас, Софья Николаевна, но разговор с вами я тоже не хочу откладывать.

Софья открыла глаза и увидела словно вырезанное из мореного дуба лицо Владимира Андреевича Нежкова.

– Здравствуйте, Владимир Андреевич.

– Здравствуйте. Рад, что вы меня узнали.

– Вас ни с кем не спутаешь.

– Вас, пожалуй, тоже. Но вы истощили свою незаурядную нервную систему. Вас доставили сюда в бессознательном состоянии.

– А может, кто-то умело ввел меня в это состояние?

– Излишняя подозрительность так же вредна, как и беспечность. Вы сами себя в него и ввели, ибо наибольший враг человека – это он сам. Вы работали на износ, на пределе человеческих возможностей. Вы одновременно занимаетесь медициной, разработкой новых лечебных методик и литературой. Да еще и монографию по лечению острых психозов пишете. Такая нагрузка не каждому коллективу под силу, не то что одному человеку. Вам помощники нужны. Умные, верные и умелые помощники.

– Откуда вы знаете о моих делах?

– От ваших же друзей.

– Друзья не доносят.

– Еще как доносят. А вы верите в дружбу?

– Верила.

– Сбиваться в кучку, называемую друзьями, – это удел слабых и неуверенных в себе людей. Дружат от скуки, от страха и от одиночества. Рано или поздно дружба окрашивается соперничеством, завистью, предательством и подлостью. Самые большие враги – это бывшие друзья. У сильных людей друзей не бывает, у них могут быть последователи, соратники и ученики. Но ученики даже хуже друзей, потому что друзья предают тебя в молодости, когда еще есть силы с ними бороться, а ученики предают тебя в старости, когда сил уже нет. И проливая крокодильи слезы на могиле учителя, ученик клянется продолжить его дело, ворует его же идеи и выдает их за свои. А вы сильная, талантливая и добивающаяся того, чего хотите. Если вам кто сейчас и нужен, то это покровитель. Настоящий покровитель сам выбирает, кого ему взять под свое крыло. Вы очень напоминаете мне меня же в молодости. Я тоже увлекался разными, иногда диаметрально противоположными идеями, искал, находил, терял, очаровывался, разочаровывался. В друзьях я разочаровался давно и уже давно никому не верю.

– Почему же вы, никому не веря, начали этот разговор со мной? Я что, исключение из ваших правил?

– Чтобы укрепить свой институт, я стараюсь привлечь в него молодых талантливых психиатров. Я хочу и вас пригласить к себе. Мой учитель, академик Неман, тоже выбирал себе учеников из клинических ординаторов, которые учились в его институте. Заметил он и меня – выходца из детского дома. Я был тогда молодым врачом и под его руководством в двадцать шесть лет защитил кандидатскую диссертацию, а в тридцать четыре года уже стал доктором наук. В тридцать пять я сменил учителя и стал директором Института психоневрологии. Сквозь оболочку хулигана, вора, уличной шпаны мой учитель разглядел во мне будущего ученого и организатора науки.

– А правда, что вы его…

– Что я его предал? Нет, я просто выступил на партийном собрании и искренне упрекнул Рудольфа Александровича в чрезмерном увлечении модным на западе психоанализом, который льет воду на мельницу международного империализма и классово нам чужд. И этим я спас Немана. Его отстранили от руководства за некомпетентность и пропаганду чуждого нам учения, но не осудили. И он получал оклад консультанта. А психоанализ я критиковал искренне, потому что изучил и освоил его не хуже самого Фрейда. Уже тогда я видел все его недостатки – громоздкость, сложность, крен в сторону секса, заумность, расплывчатость и вследствие этого неполную достоверность. Фриц Перлз тоже критически относился к психоанализу Фрейда, из которого сам же и слепил свою гештальт-терапию, мобильную, изящную и легкую.

– А вы создали не менее изящную вялотекущую шизофрению. Браво! – Софья захлопала в ладоши, карие глаза ее при этом загорелись.

На маскообразном лице Нежкова появилась снисходительная улыбка.

– Вы хотели побольнее меня ужалить? А вот этого делать нельзя. Никому никогда ни при каких обстоятельствах не показывайте, о чем вы думаете, что вы любите, что ненавидите и чего вы хотите. На этом вас будут ловить. Свое нутро нельзя показывать никому. Как только хищник видит незащищенное нутро своей жертвы, он тут же вцепляется в него клыками и вспарывает острыми когтями. Его показывают только несмышленые дети. Держите свои эмоции, убеждения и стремления при себе. Учитесь смеяться, когда вам хочется плакать, пускать слезу, когда вам смешно, и смотреть влюбленными глазами на ненавистного вам человека. Что же касается вялотекущей шизофрении, то она была необходима. Если бы я не придумал вялотекущую шизофрению, то другие придумали бы что-нибудь похуже и пострашнее. Я был частью системы и работал на нее. Системе потребовался еще один крючок, на который она бы ловила инакомыслящих людей, и я его придумал.