Бегство г-на Монда - [30]

Она смущалась еще больше него и еле сдерживалась, чтобы не сказать ему «вы». «Ты» все-таки приходило, но от этого «ты» оба чувствовали себя так, словно оказались голыми друг при друге.

– Извольте, господа... Какое вино?

Розовые креветки, серо-желтые устрицы, вино, которое им принесли, его аромат напомнили Монду другой ресторан-ту четырехэтажную марсельскую кормушку.

Сколько воды утекло после Парижа! Монд коснулся стола, чтобы ощутить контакт с реальностью. А Тереза губами, которые старил грим, пролепетала:

– Много настрадался?

– Нет. Не знаю. Я не понимал...

Она все больше удивлялась, и ее глаза маленькой постаревшей девочки с шелушащимися щеками расширялись в искреннем вопросе.

Понимает ли он теперь? Может быть, это она и хотела сказать? Вряд ли. Однако перед ней был другой человек. Он тоже потускнел. Щеки его одрябли, как у всех толстяков, которые внезапно похудели. Под жилетом, на животе, образовалась пустота.

– Ешь, – сказал он.

Он догадался, что она голодна и со вчерашнего дня бродит по улицам без денег, хотя по ней это незаметно: даже легкое пальто не помят о. Видимо, она зашла куда-нибудь, скорее всего в казино, где ее знали, и бармен предложил ей пересидеть там ночь.

Тереза ела, стараясь жевать медленно.

И тогда она вдруг сказала:

– Если бы ты знал, как мне больно видеть тебя таким!

Она жалела его, считала несчастным. Лоб ее снова покрылся мелкими складками.

– Как же это случилось?

Он так пристально смотрел на нее, что забыл ответить. Стыдливо, чуть ли не боясь быть услышанной, она добавила:

– Неужели из-за меня?

– Нет. Ничего страшного, уверяю тебя. Я счастлив.

– Я думала, ты снова женился.

– Да.

– А что твоя жена?

– Я сам ушел. Разве это важно?

Официант поставил перед ними жирное, остро пахнущее блюдо потрохов. Она не усмотрела в этом ничего особенного, ей хотелось есть, но г-н Монд лишь с трудом проглотил кусочек.

– Со мной случилось несчастье, – прошептала она, словно извиняясь за то, что так голодна.

– Знаю.

– Откуда? Вдруг ее осенило:

– Ты из полиции?

Он не засмеялся, даже не улыбнулся ее ошибке. Действительно, в непритязательном костюме он походил на скромного полицейского чиновника.

– Нет, и все-таки я в курсе твоей истории. Я разыскиваю тебя с самого утра.

– Меня?

– Я заходил в «Плаццу».

Она вздрогнула.

– Они так злобствовали, – призналась она.

– Да.

– Обошлись со мной, как с воровкой.

– Знаю.

– Забрали все, что было в сумочке, оставили только двадцать франков.

– Где ты спала?

– Нигде.

Зря он заговорил об этом: она больше не могла есть – уже перехватило горло.

– Выпей!

– Я все думаю, что ты здесь делаешь?

– Работаю. Мне надоела моя прежняя жизнь.

– Бедный Норбер!

Г-н Монд вдруг похолодел. Не надо ей было говорить это таким глупо-растроганным голосом. Он сурово взглянул на нее. Рассердился. Они провели вместе едва ли минут пятнадцать, ну полчаса, не больше, как она уже все свела на уровень своего женского разумения.

– Ешь, – приказал он.

О, он хорошо понимал ход ее мыслей. Непроизвольно она вновь сделала себя центром мира. Даже ее виноватый вид доказывал одно – она уверена, что причина всего – в ней. И в глубине, в самой глубине души, под маской сокрушенности она наверняка радуется своему триумфу.

А ведь это она заставила его страдать от ее ухода. И ему пришлось опять жениться, создавать семью, но счастья он так и не нашел.

Как ему хотелось, чтобы она замолчала! Как ему хотелось теперь уйти, оставив ей еды, денег на еду, на первое устройство.

– Она злая?

И он ответил раздраженно:

– Нет.

– Ты это говоришь так...

Между ними повисла тишина; Тереза продолжала есть без охоты, без аппетита.

– Официант! – позвал он.

– Слушаю.

– Кофе, пожалуйста.

– А десерт?

– Только даме, мне не надо.

Все было так, словно она что-то испачкала. Она сама это хорошо почувствовала и прошептала:

– Прости меня.

– За что?

– Я снова ляпнула глупость, да? Ты всегда упрекал меня за то, что я говорю глупости.

– Ладно тебе.

– Если бы ты знал, как я потрясена! Видеть тебя в таком состоянии! Я – другое дело. И потом, я уже давно к этому привыкла. Мне не впервые оказываться в трудном положении. Но ты!

– Не надо обо мне.

– Прости.

– Полиция требует, чтобы ты оставалась в Ницце?

– Откуда ты знаешь? Да, пока расследование не закончится. И еще какие-то формальности.

Он достал из кармана бумажник и покраснел от своего жеста. Тем хуже! Ну и пусть. Он убедился, что официант, стоявший у дверей ресторана, на них не смотрит.

– Тебе надо где-то устроиться.

– Норбер...

– Возьми.

Глаза ее были полны слез, но они не текли, а только стояли между век, не находя выхода.

– Ты причиняешь мне боль.

– Да нет же... Осторожней, на нас смотрят.

Два-три раза она шмыгнула носом, потом, уже знакомым ему движением, поднесла к лицу сумочку и попудрилась.

– Ты уже уходишь? Он не ответил.

– Да, правда, у тебя же работа. Я даже не решаюсь спросить, чем ты занимаешься.

– Не важно. Официант!

– Слушаю.

– Счет.

– Ты спешишь?

Он спешил. Начинал раздражаться. Чувствовал, что сейчас или вспылит, или растрогается. Ему надо было остаться одному, а главное, не видеть перед собой Терезу с ее невинными глазами и морщинистой шеей.