Бегство г-на Монда - [12]

– Я слышал, – пробормотал он. – Испугался... Вы же знаете...

Она скривилась: ее тошнило. И совсем тихо, словно рассуждая сама с собой, простонала:

– Хорошо бы, если б меня вырвало!

– Вы что-то приняли, да?

– Гарденал.

Она ходила взад-вперед, прислушиваясь к происходящему в ней, лоб ее озабоченно наморщился.

– Я всегда носила в сумочке гарденал: для него – он плохо засыпает... Господи!

Она сцепила руки и заломила их, чтобы вызвать новый приступ.

– Меня никогда не рвало? Может, это и к лучшему.

Я подумала, когда он узнает, что я...

Женщина струсила. Ее охватила паника. Обезумевшие глаза пристально смотрели на незнакомца, она умоляла:

– Что мне делать? Скажите, что мне делать?

– Я вызову врача.

– Только не это. Вы не знаете... Нет ничего хуже. Тогда его арестуют, и он опять скажет, что я...

Она не могла стоять на месте и расхаживала взад-вперед по ограниченному пространству комнаты.

– Что вы чувствуете?

– Не знаю... Мне страшно... Если бы меня вырвало...

Монд тоже не знал что делать. Оставить ее и бежать к врачу за рвотным не приходило ему в голову, вернее, это казалось ему слишком сложным.

– Сколько таблеток вы приняли? Она разозлилась, взбешенная его беспомощностью, а может быть, и нелепостью его облика.

– Ну почем мне знать? Все, что оставалось в тюбике. Шесть-семь. Мне холодно.

Она набросила на плечи пальто, взглянула на дверь, явно намереваясь искать помощи на стороне.

– Подумать только, он меня бросил...

– Послушайте, давайте я попробую. Моя дочь тоже однажды проглотила таблетку.

Оба говорили бессвязно, а тут еще постояльцы с четвертого этажа, очевидно решившие, что продолжается скандал, стучали в потолок, требуя тишины.

– Идите сюда. Откройте рот. Не мешайте.

– Вы делаете мне больно.

– Потерпите. Да стойте же!

Он поискал, чем бы пощекотать ей в горле, и оказался настолько беспомощным, что взял у нее платок. Она держала в руке этот маленький твердый комочек, который Монд расправил и скатал жгутом.

– Ой, вы задушите меня... Ой! Одной рукой ему пришлось крепко ухватить женщину за голову, и он удивился, какой у нее маленький череп.

– Не напрягайтесь... Моя дочь тоже напрягалась... Так, хорошо. Еще немного. Ну как?

Спазмы сотрясли грудь женщины, и внезапно ее стошнило; она даже не заметила, что обрызгала человека, которого совсем не знала. Слезы застилали ей глаза, мешали видеть. Рвало ее чем-то красным, и Монд держал ее за плечи, подбадривая, словно ребенка:

– Так, так... Видите, уже лучше... Еще... Не сдерживайтесь... Давайте, давайте.

Она смотрела на него сквозь мутную пелену перед глазами, точно животное, у которого из горла извлекли кость.

– Ну что, желудок пустой?.. Позвольте-ка еще разок. Для уверенности.

Женщина покачала головой. Она слабела. Он помог ей добраться до постели; она легла, свесив ноги, и теперь тихонько постанывала.

– Если вы обещаете лежать спокойно, вести себя разумно, я спущусь вниз. Там наверняка есть газовая горелка или что-нибудь еще, на чем можно вскипятить воду. Вам надо выпить горячего, промыть желудок.

Она сделала знак, что согласна, но прежде чем выйти из комнаты, г-н Монд прошел в ванную посмотреть, не осталось ли там яда. Она с беспокойством следила за ним глазами, спрашивая себя, что он задумал. И удивилась еще больше, когда он стал рыться в ее сумочке, где лежали мятые банкноты, пудра, губная помада.

Но нет! Он же не вор! Монд снова опустил сумочку на ночной столик.

– Лежите спокойно. Я скоро вернусь.

На лестнице, стараясь не шуметь, он горько улыбнулся. Никто никогда не сделал для него ничего подобного! Всю жизнь, с тех пор как он себя помнил, он сам обычно приходил на помощь другим. Сколько раз – но напрасно! – мечтал он заболеть, чтобы увидеть, как кто-нибудь склоняется над ним, чтобы, ласково улыбаясь, на время облегчить ему груз существования.

– Простите за беспокойство, – он всегда был чрезвычайно вежлив из боязни кого-нибудь оскорбить. – Моей соседке плохо. Не будете ли вы любезны согреть для нее немного воды? Или, может быть, у вас найдется чай?

– Пройдите сюда.

Была ночь. Гостиница спала. Однако было слышно, как во мраке улицы ехали куда-то тяжелые самосвалы, иногда, чтобы разбудить заснувшую лошадь, щелкал кнутом возница.

– Вы знаете их? – осведомился портье, который сразу понял, что речь идет о постояльцах из двадцать восьмого номера.

– Нет.

– Погодите, сейчас найду спички.

В захламленной серой комнатушке был кипятильник для кофе, служивший кофейником, но портье с мрачным спокойствием людей, которые в одиночестве бодрствуют по ночам, в то время как другие спят, зажег крошечную газовую плитку.

– Я удивился, когда увидел, что он уходит. Несколько дней он болел, и она все время сидела с ним. Даже сама ходила за едой.

Г-н Монд неожиданно для себя полюбопытствовал:

– Он молод?

– Кажется, года двадцать два. Надо посмотреть регистрационную карточку. Сегодня вечером они ушли друг за другом: сначала она, потом он. А когда, час спустя, вернулись, я понял – поссорились.

И портье грубо закончил:

– Он бросил ее, да?

Вода уже закипала. Мужчина порылся в железной банке и наконец достал липовый чай.