Беглецы и чародеи. 39 лучших рассказов 2007 года - [15]

— Уже, — деловито сообщил Матан.

— Что «уже»?

— Уже притащил, — Матан посмотрел на часы. — Сейчас без четверти восемь, я сказал ему, чтоб в восемь приходил.

— Адрес дал? Он найдет?

— Дал. Найдет.

— Ладно, — скомандовала Инбар, сгружая тарелки в раковину и включая чайник, — тогда пей чай и выметайся. Я ему открою. Не нужно смущать чужого человека присутствием его практически отца.

— Не нужно, — легко согласился Матан и извлек яблоко из вазы на столе, — и чаю не нужно, я уже ушел. Я сегодня у мамы побуду, а завтра приду ночевать.

Он критически оглядел кухню, добавил к яблоку апельсин и вышел, привычно пригнувшись в дверном проеме.

* * *

Солдат оказался царственно-рыжим плечистым парнем. Он поздоровался с Инбар, прошел за ней в комнату и сел, раздумывая, куда девать автомат.

— Твой командир, когда он дома, обычно бросает оружие где попало, — доверительно сообщила Инбар. — Но тебя он наверняка учит этого не делать.

— Учит, — кивнул солдат и пристроил оружие между колен. — Но это неважно. Потому что жить дальше я все равно не буду.

— Жрать хочешь? — осведомилась Инбар.

— Нет, — коротко отказался солдат.

— Ладно, — согласилась она, — и чаю, наверное, тоже не хочешь.

— Не хочу. Спасибо.

Помолчали.

— Когда я была гораздо моложе, чем сейчас, — заговорила Инбар, — я ухаживала за мамой твоего командира. Мама твоего командира была ослепительно красивая женщина. И у меня с ней был роман.

На слове «роман» солдат поднял голову.

— Это был очень хороший роман. Летний. Ты знаешь, чем летний роман отличается от зимнего?

— Нет, — солдат прикусил губу, и стало заметно, что на щеках у него веснушки.

— Летом гораздо больше хочется гулять. И гораздо удобнее целоваться на ходу.

— А разве можно целоваться на ходу? — удивился солдат. — Приходится же останавливаться!

— Ага, — немедленно согласилась Инбар, — об этом я и говорю. Ну представь себе, каково каждый раз, когда хочется поцеловаться, останавливаться зимой!

Солдат хмыкнул, но ничего не сказал.

— И вот мы гуляли с мамой твоего командира ночами напролет. А время, ты учти, тогда было не такое, как сейчас. Целоваться на улицах и вообще-то было не очень принято, а уж двум женщинам… Короче, мы стеснялись. Поэтому гуляли в совсем поздние часы. Да и вели себя в основном прилично. Но сколько можно гулять и вести себя прилично? И в один из поздних вечеров мы остановились и стали целоваться. В роще. Это, знаешь, очень романтично — целоваться в роще.

— Не знаю, — мрачно сказал солдат.

— Узнаешь, — пообещала Инбар, проигнорировав его интонацию. — Так вот. Мы стали целоваться, а через пять минут выяснилось, что ровно в той же роще гуляет компания подростков. Которые увидели нас и начали улюлюкать и свистеть.

Солдат вздрогнул.

— А вы?

— А что мы? Мы были две влюбленные девчонки, которые к тому же умели быстро бегать. Мы рванули оттуда с такой скоростью, что Хемда потеряла босоножку. Просто уронила на бегу. Потом мы стояли в какой-то подворотне и ржали как ненормальные.

— А потом?

— А потом снова начали целоваться.

Солдат посмотрел на Инбар и переложил оружие на диван.

— Так это же еще найти надо, — сказал он со вздохом.

— Надо, — согласилась Инбар, — и не только найти. Вообще много всего надо. Надо, к примеру, иметь мозги.

— Отец меня убьет, — пожаловался солдат.

— Непременно. Я бы на месте твоего отца сама тебя убила. За то, что ты такой дурак. Ты какой сок больше любишь, апельсиновый или лимонный с мятой?

— Апельсиновый.

— Ну понятное дело. Рыжий, какой тебе сок еще любить. Пошли на кухню. Кажется, после нашествия твоего командира там еще осталось немного фруктов.

Солдат потоптался возле дивана.

— А босоножку? Босоножку потом нашли?

— Неа, — отозвалась Инбар из кухни, — босоножки мы ей потом новые купили. На мою следующую зарплату. Тебе лед класть?

* * *

Пять шагов до кабинета, пять шагов до коридора. Мама жестом зовет меня к себе. Подхожу.

— Скажи ему, — она удерживает меня за рукав, — скажи ему, что ты этого не выбирал.

Я разворачиваюсь, и мама легонько подталкивает меня в спину. Отец читает книгу.

— Папа, — говорю я ему, — я этого не выбирал.

Лея Любомирская ЖЕНЩИНЫ ПОЛИЦЕЙСКОГО ИНСПЕКТОРА ВИТОРА ОБАДИИ

Мария Ампару

Мария Ампару вышивала ковры. Покупала джутовые дорожки, серые и скучные, как мешки из-под сахара. Подолгу выбирала шерсть в лавочке на углу, доставала мотки с полки, прикладывала их друг к другу, отходила, прищуривала попеременно то правый, то левый глаз. Потом несколько раз возвращалась с полдороги, меняла голубой на серый, серый на оливковый, оливковый опять на голубой, пока наконец хозяйка дона Эрмелинда не говорила: «Хватит мелькать, Мариазиня, у меня от тебя уже в глазах мошки».

* * *

Полицейского инспектора Витора Обадию познакомила с Марией Ампару его кузина Мафалда — маленькая женщина с сигаретой в углу рта и абсолютно мужским гулким басом.

— Инспектор, — пророкотала она, подталкивая к инспектору нервно улыбающуюся Марию Ампару, — знакомься, инспектор, это Мария Ампару. Она вышивает ковры!

— Витор Обадия, — сказал полицейский инспектор и потрогал губами воздух в сантиметре от бледной щечки. — Полицейский инспектор.

Мария Ампару слегка покраснела.