Беги и живи - [34]

– Просто смешно, – сказал папа. – Надеюсь, у них хватит мужества.

Он посмотрел на меня.

– Может, и ты когда-нибудь побежишь. Кто знает?

Для этого нужно мужество. Найду ли я в себе мужество?

В комнату вошла мама, а за ней – Тео.

– Мы встретили Маттиа, – с порога объявил Тео. – Я все ему рассказал. Про собаку и вообще. Он сказал, что завтра зайдет. По-моему, он в тебя влюбился.

– Что за бредятина!

– Сама ты бредятина. Смотри, как покраснела!

Тео, мой брат-подросток. Иногда мне хочется размазать его по потолку.

– Надо было ему не говорить, да?

Я покачала головой:

– Нет, все нормально.

А что Маттиа, испугался? Переживает? Сказал, что я молодец?

Мне так хотелось это узнать, но лучше язык себе откусить, чем расспрашивать Тео.

На следующее утро он уже был у меня. Я спросила: не хочет ли он полюбоваться моей раной? Или услышать рассказ о моем подвиге?

Он сел на стул рядом со мной. Я рассказала, как мне было страшно. И что мне до сих пор больно. Что я еще очень долго не смогу бегать. Он спросил: обидно? Обидно, ответила я. Но я знаю, что потом все будет хорошо. И тут повисла ужасно долгая пауза.

Он сел на пол и прислонился головой к дивану. Я сидела в подушках, подложив правую ногу под выпрямленную левую. На мне были мои новые тренировочные штаны, единственные, из которых я еще не выросла. И самая красивая футболка. Я посмотрела на его волосы. Как они блестят. Такие же черные, как у Рози, и такие же кудрявые. Я опять вспомнила, как мне раньше хотелось иметь волосы, как у Рози. Если бы я могла стать похожей на Рози, все бы уладилось само собой.

Я спросила, как у нее дела.

Не очень, сказал он. Она не знает, чего хочет, просто живет как придется. И это плохо кончится. Он очень боится, что так и будет.

У меня в животе что-то скрутилось, и меня затошнило.

Я вдохнула поглубже.

Если найду в себе мужество.

Я попробую сходить к ней, сказала я. Когда мне можно будет выходить из дома. Но придется немного потерпеть. И я не волшебная фея.

Вот это неправда, сказал он.

И больше ничего. Кроме широкой улыбки.

Был конец октября. Я уже полтора месяца провела без нагрузок. Мама все это время возила меня в школу на машине. С понедельника мне разрешили начинать тренировки.

Я пыталась. Два раза к ним ходила. Оба раза ее мама говорила, что ее нет дома, что-нибудь передать? Нет, говорила я. Но пусть заходит ко мне. Если хочет.

Мама обещала ей передать.

Рози так и не зашла. Я даже не знала, расстраиваться мне из-за этого или вздохнуть с облегчением.

Вечер воскресенья. Мы все вместе сидим перед телевизором и ждем передачу о спорте после новостей.

Соединенные Штаты Америки празднуют свое двухсотлетие. В связи с этим маршрут марафона перенесли из Центрального парка на улицы Нью-Йорка. Фрагменты марафона показывали уже в новостях.

– Смотри, дочка, какая красота, – сказал папа.

Впервые тысячи людей бежали по улицам Нью-Йорка. Политики обещали, что теперь так будет каждый год. Дети и взрослые протягивали участникам напитки и фрукты. Радостные выкрики, аплодисменты. Праздник. Папа то и дело подталкивал меня в бок и кивал на экран. Он улыбался все время, пока шли эти кадры, и еще долго после этого.

А потом показывали награждение победителей. Для мужчин и женщин – отдельные списки. Отдельные кубки, отдельные медали.

– Видишь, – сказала мама. – Значит, там можно.

– Прекрасная страна, – вздохнул папа.

– У нас ведь теперь тоже разрешили, – сказала я. – Женщинам можно участвовать в марафоне.

– Да, но там это уже много лет. А здесь еще столько всего должно произойти.

– Нам нужны борцы, – сказала мама. – То есть борчихи.

Вдруг меня пронзила мысль: я хочу пробежать марафон.

Я сошла с ума.

Или нет? Если я действительно захочу. На триста процентов, например. У меня всегда была железная выдержка, и она точно вернется ко мне, если я начну прямо завтра.

– Я буду бежать марафон, – сказала я.

– Не может быть и речи, – сразу среагировал папа. – Ты еще растешь. Твой организм не справится с такой нагрузкой.

– Я все равно хочу.

– Ты не понимаешь, что говоришь.

– Может быть.

И больше никто ничего не сказал.

Они будут мной гордиться.

По дороге на тренировку Тони провел со мной серьезный разговор:

– Сейчас без глупостей. Сегодня для тебя важно только одно: осторожность. Против тебя играют три вещи: ты долго пролежала без движения, рана только-только затянулась, и тебе некуда девать энергию. Но помни: сегодня надо быть начеку. Ты не можешь быть неуязвимой, Нор. Никто не может.

Как будто я сама еще не догадалась.

– Мы не будем торопить события, лучше мы тебя несколько месяцев побережем, зато не испортим следующий сезон. Договорились?

В раздевалке висел плакат. Он и раньше там висел. На нем был изображен бегун, а под ним – текст: «Здесь ты учишься проигрывать». В тот день я впервые поняла, что это значит.

Тренировку мы, как обычно, начинали с разогрева. За это время я столько раз проделала эти упражнения дома, что это была ерунда. Потом пробежали одну дорожку. Тони задал темп. Так я могла бы бежать еще несколько часов. Разве я могла устать? Ведь я так радовалась, что мне опять можно бегать.

– А теперь спринт, – сказал Тони и сразу отошел к обочине, чтобы пропустить нас. – Нор, не переусердствуй, хорошо?