Беги и живи - [32]

Это было так больно. У меня на глазах выступили слезы. Я заорала и стала звать на помощь. Собака на секунду разжала челюсти, и я быстро убрала ногу, продолжая кричать во все горло. Кровь струйками стекала по ноге, по гольфам, по кроссовкам, все текла и текла, и мне было некогда ее останавливать, потому что собака опять оскалилась и клацала зубами, подбираясь к моей ноге. Я ударила ее как можно сильнее. Она заскулила и стала трясти головой. Взгляд свирепый, пены еще больше. Она напрыгнула на меня передними лапами, и я, хоть и знала, что падать нельзя, все-таки упала. Я закрыла руками лицо, чтобы защититься от ее зубов. Я чувствовала на себе ее вес, чувствовала ее вонь, ее зловонное дыхание, смешанное с запахом мочи. Она разодрала мою куртку; еще немного, и она доберется до моих голых рук.

Почему никто не выходит мне помочь? Я не переставая орала и звала на помощь. На этой улице живут люди. Не может быть, чтобы все еще спали.

Может, они уже обзвонили всех соседей и рассказали, что на улице происходит что-то интересное, или обсудили между собой через живую изгородь за своими домами, что эта Нор, ну, помнишь, та плохая девочка, наконец-то она получила по заслугам, а теперь они сидят и разглядывают меня из-за занавесок. И посмеиваются.

Мне не справиться одной. Этот зверь разорвет меня на куски, а я не хочу умирать. Я била ногами во все стороны, и орала, и орала, от страха и боли, мне было так страшно, и я никак не могла понять, в деревне ведь все ходят в церковь, почему же они не спешат мне на помощь, разве они не слышали о прощении?

Меня трясло от крика и слез. Я пнула собаку в живот, вложив всю силу в этот удар. Она заскулила. Забыв свой страх, я била еще и еще, больше всего на свете мне хотелось забить ее до смерти. Тогда она отпустила мою ногу и убежала. Убежала! Ни разу не обернувшись.

Рядом со мной остановилась машина. Из нее вышел человек и подошел ко мне. Встревоженный взгляд. Все ли в порядке? Я уже сидела, обхватив руками ногу. На руках у меня была кровь, и на лице, скорее всего, тоже. Я пыталась вытереть рукавом слезы. И сопли. Не получалось. Мужчина побежал назад к машине и долго сигналил. Потом он вернулся с аптечкой. Я увидела, как в некоторых домах открываются двери. На улицу выбежали люди. В длинных халатах. Который час? Четверть седьмого? Почему я так рано на улице? Бегала? Их разбудил шум. Крики. А потом гудки. Идем-ка в дом, надо вызвать врача. Кто-то достал платок и вытер мне лицо. Кто-то другой осматривал рану на ноге. Мужчина из машины наложил повязку. Могло бы быть хуже, сказал он, но мне так не казалось, могло быть гораздо хуже, сказал он, а что, если я не смогу больше бегать, подумала я, а больше нигде не болит, нет, спасибо, хватит и ноги, подумала я.

Они проявляли такое участие и заботу, что мне хотелось верить в их искренность. Но слезы не уходили. Это от боли?

– Еще и шок, – слышала я, – а что вы хотите, она могла умереть. Собака могла схватить ее за горло.

– Еще все хорошо кончилось, – сказал кто-то мне в утешение.

– Ты сильная, – сказал кто-то другой, – смогла сбросить ее с себя.

– Только один из них мог победить, – сказал кто-то еще.

Меня начало трясти.

Кто-то набросил на меня куртку и повел в дом.

– Больно?

Я кивнула.

– Ты знаешь, кто она? – тихо спросил один человек у кого-то другого.

Я не подняла взгляд. Я не хотела этого слышать. Вот, подумала я, вот сейчас это произойдет. Нож в спину. Я села на предложенный мне стул и услышала, что кто-то звонит врачу и говорит, что это экстренный случай. Я попыталась закрыть уши, закрыть их изнутри, но у меня не получалось. Я слышала все. Даже шепот.

– Ты же знаешь Питера, он в банке работает, – тихо продолжал голос. – Это его дочь, ну, та самая, которая так хорошо бегает.

– Говорят, она летает как на крыльях.

– От бега ей на какое-то время придется отказаться.

Я снова могла дышать.

– Не придется, – сказала я вдруг. Национальный чемпионат. Тони. О нет! Он рассердится. Но я не виновата. Я делала то, что должна. Бежала. И все. И спасала себя.

Какая-то женщина пригладила мне волосы, хоть они и так пристали к голове из-за дождя. Она намочила рукавичку-полотенце, взяла мои руки и отмыла их.

– А теперь лицо. Ну и вид у тебя из-за всей этой крови. Родители испугаются.

Родители?

– Мы им позвонили. Сейчас приедут.

Я посмотрела на свою ногу и увидела, что бинт вокруг раны весь покраснел от крови.

– Поменять повязку? – спросил мужчина из машины. Он не стал ждать ответа. Осторожно размотал бинт.

Нога тряслась до сих пор, как и все тело.

– Тебе холодно?

Я помотала головой.

– Больно?

Кивнула.

– Какое-то время ты не сможешь бегать.

– Посмотрим, что доктор скажет, – сказал тот человек, кто привел меня в свой дом.

– Я приготовил тебе горячего молока. Пей на здоровье!

В комнате было полно людей, и они все смотрели, как я пью молоко. Когда чашка опустела, я так и не выпускала ее из рук. Я сказала, что это самое вкусное молоко, которое я пила когда-либо в жизни, и все довольно закивали в ответ.

Дверь в дом была открыта, и одновременно с врачом вошли мои родители.

– Мне так больно, – сказала я.

Я не хотела плакать, но опять заплакала. И на этот раз – не только от боли и горя.