Беги и живи - [31]

Сработало: никто больше на нас не пялился.

Рози тихонько постукивала пальцами по скамейке. Пальцы у нее были длинные и смуглые, такие же тонкие, как она сама. Они протанцевали по скамейке в мою сторону и прошлись по моей руке. Я улыбнулась. Хотела бы я быть Рози. Красивых людей больше любят.

Учительница три раза хлопнула в ладоши.

– Закройте глаза, опустите голову и молитесь. В тишине. Начинайте. Пять минут. Не меньше.

Все начали молиться, потому что учительница всегда все видит.

Длинные черные волосы, просила я. Желательно кудрями.

– Мы молимся за Линду, – произнесла учительница. – И за всех, кому ее теперь не хватает.

10 195

Еще десять километров.

Меня догоняют двое бегунов, по одному с каждой стороны. Они настолько близко ко мне, что иногда меня касаются. Я знаю, что сейчас должна быть начеку. Тони меня предупреждал. Некоторым мужчинам захочется тебя раздавить. Они не выносят женщин на своей территории. Можно ли их при этом назвать мужчинами – это уже другой вопрос.

Я пытаюсь не волноваться. Того противного парня я смогла сбросить с хвоста. Но я сразу чувствую, что сейчас – совсем другое дело. Я чувствую запах их пота, запах их дыхания, исходящей от них угрозы. И в этот раз я бегу одна.

Они ничего не говорят, но как бы отсасывают весь воздух вокруг меня. Мне страшно. Вдоль трассы стоят люди, подбадривают нас, аплодируют, чокаются в нашу честь. Заступится ли кто-нибудь из них, если эти двое начнут меня донимать?

Вдруг один из них толкает меня всем телом, я ударяюсь о второго, и он отталкивает меня так, что я пошатываюсь. Я продолжаю бежать, не отстаю от них. Дыши за счет своей боли, беги за счет своего гнева: слова Тони гудят у меня в ушах, стучат в голове с частотой пульса.

– Иди с куклами поиграй, – пыхтит один из них, – детский сад.

– Твое место – на кухне, – пыхтит другой. – Супчик гото-о-ов!

Молчи, приказываю я самой себе. Будь сильнее, чем они.

Детский сад, твое место на кухне – эти слова поддерживают мой ритм. Им так же страшно, как и мне, я знаю, а может, еще страшнее. Вдруг я смогу от них оторваться? Вот будет позор. Их обошла женщина. Бедняги.

Не знаю, откуда у меня берется дыхание, но оно вдруг появляется. Я без всякого труда вырываюсь вперед на несколько метров и оборачиваюсь. Расстояние между нами увеличивается. Мужчины сдаются. Дают детскому саду себя обойти.

Этот рывок не пошел на пользу моему организму. Кажется, ноги прилипают к бетону. Я не хочу больше думать. Я должна отрывать ноги от земли и бежать дальше. Я должна беречь себя. Вернуться в прежний ритм. В мой ритм. А какой у меня ритм? Думать больше нельзя. А если без этого никак, то лучше уж думать о радостных вещах. Спать. Скоро. Сто лет. Спать – это радостно? Думаю, радостнее, чем умирать. Почему я решила, что умирать – грустно? Видела ли я когда-нибудь, чтобы люди, умирая, плакали?

Я инстинктивно бросаю взгляд на кольцо настроения. Оно было черным, когда я отдавала его Линде, и так и осталось черным навсегда. Не изменилось ни на йоту.

Пролетел год. Наступила зима, потом весна и осень. Как Тони предсказывал, так и вышло: у меня превосходные данные для бега на длинные дистанции. После национального чемпионата я начну тренироваться на десять тысяч метров.

Мама кормила меня правильной едой. Папа ездил на все соревнования. Я бегала, ела и спала. Иногда мы встречались с Зои, но не так часто, как раньше. У нее теперь парень. И много домашки. Раз в неделю она приезжала на тренировку, но потом ей надо было сразу ехать домой. К своему парню. К своей домашке.

Через несколько недель – национальный чемпионат. Тони опять произнес речь, и на этот раз я сразу подняла руку. Теперь мы в основном будем тренироваться на скорость. Выносливость я могу отрабатывать и дома, пробегать каждый день свои круги.

Однажды утром я встала, как обычно, без десяти шесть, быстро оделась и вышла на улицу. Шел дождь. Обычно он мне не мешал. Но в тот день дождь был сильный. Я надела поверх шорт и футболки ветровку и побежала.

На улице было еще очень тихо. Никаких звуков, только мое дыхание, мои шаги и дождь. Проезжающие мимо машины не сигналили. А вот днем такое часто случалось. Не понимаю, какая радость напугать бегуна.

Волосы прилипали к лицу. Я кое-как убрала их за уши, но они так не держались. Я достала резинку, которую всегда носила в кармане куртки, и завязала хвостик. Дождь все шел и шел. Я провела рукой по лицу и посмотрела вверх. Казалось, дождь закрывает весь дневной свет.

И тут она стрелой выскочила на меня из-за угла. Бежала прямо на меня и не лаяла.

Бельгийская овчарка, коричневая с проплешинами на боках. С пеной у рта. Худющая. Я ее раньше никогда не видела, может, собака была не здешняя. Она попыталась меня укусить. Я лягнула ее, но она не переставала рычать.

«Фу!» – как можно агрессивнее крикнула я. Но она попыталась ухватить меня за ногу. Я не придумала ничего лучше, как ударить ее ногой по морде. Она дико затрясла головой. Надо убегать, подумала я, и побыстрее. Но убегать уже было некогда.

Она толкалась мордой в мою левую ногу, я видела, как у нее в глазах вспыхивает злость, и понимала, что, если буду медлить, она нападет на меня, и тогда… У меня не было палки, чтобы отбиваться, мне ничего не оставалось, кроме как ударить ее ногой. Я ударила со всей силы, и тогда она вонзила мне зубы в левую ногу.