Бег - [4]

где площадь течет

как река текла

и стала ручьем

упираясь в лицо

прохожих

пытавшихся

скинуть кольцо

с маршрута –

«я клерк в мониторной кишке»

с маршрута –

«с 8 до 7 на крючке»

с маршрута

«домой на работу домой»

мне странно

что я до тебя был живой

и ждал не тебя

под гипнозом угла

где площадь течет

как река текла

и высохла.

без ностальгии по дну

и память себе оставляя одну

о взглядах

где темных огней стремена

но нет меченосцев

и кратер угла

городу больше не нужен.

а площадь течет

как река текла.

углы не становятся у́же.

2005

немым

слишком много просят у Господа.

чую я – скоро мне скоро мне.

мы с тобой были отростками

и зеленели и зеленели.

а теперь земли во рту досыта.

и редкие взгляды в небо.

и откровенно жалею

на панихиде свекрови

о детях которых не было

о детях ушедших под парусом.

мне на ладонь свою ладонь положи

чтобы разрешить миру быть непогрешимым.

2005

странно

странно что в перспективе окна

площади рыбная величина

четко ложится на ребра усталого гриля.

и не моги запретить ей дышать

жабрами. и не дай Бог помешать

хвосту с головой заниматься нетленной любовью.

странно что кровь теряет себя

с потерей железа. мегерой терпя

сою. в сердцах тельцами оставшейся честной.

и не моги подменить ее код скоростью

мутной усталостью вод

давно не рожавших с любовью.

странно что здесь прохожих следы

пеленают себя не в капризы воды а в спицы велосипеда.

ухмылкой унылый рембрандт за окном

ревниво молчит и окажутся сном дома его светотени.

и не моги задержаться чуть-чуть в подсолнухах

в них сладострастно тонуть

пленившись жемчужиной слуха.

бледное утро. туман. будто север.

венеция или чукотка.

в слабости белых коленей

есть что-то сильное

непобедимое что-то.

и в клетку смотреть

не посмею – слезы.

может ты чувствуешь насморк?

тебе до сих пор не дали салфеток?

несите! и только красных!!

на мысе ботинка таятся рифы

и то что осталось от алиби.

дуй в меня выстрелом

пулей стаккато

цепким ядом каннабиса.

на крышах овчарками стынут эльзы:

им не приготовили кость!

мне бы хотелось в тебе замирая

чувствовать пряную злость.

и в полюсе где расцветают снега

и время рисует нули –

тоскует корма по корме

томится корма по корме

ложится корма на корму

и засыпает…

странно что все это видела ты –

но мне не сказала ни буквы.

странно что мне невесомости стыд –

неведом как веки наутро.

странно что я разлюбила тебя –

навзничь до Ъ знака.

странность со странностью явно в родстве

как холостяк и собака

странно что это дуэль. но один

всегда за спиной секунданта.

жутко ты корчила рожи слепым

под их глухое анданте.

мы не согрешили в рейхстаге побед

и не разбавляли слюну

друг другом в то утро когда я ушла

тебя оставив одну.

2006

немым

мир состоит из прямых.

начиная с контура горизонта

кончая тростью слепого

обреченного никогда не увидеть

рассвет и ярко-красные горы.

мир трусоват. он прямой.

повезло если город где

вынужден жить – однополосный.

в противном случае автобана стрела

делает жизнь несносной.

по перилам скользит рука

в себе оставляя занозу.

мир несгибаем как прут

из каленой до белого стали.

я люблю рисовать. красок нет.

карандаши достали.

может стоит залезть

на нелепый крыши конек

и прыгнуть в асфальт

поцелуи спрятав в трубе…

не волнуйся. я просто тоскую мой друг.

я тоскую мой друг о тебе.

2006

часовой механизм

серенады печальных песен моих

превращаются в горсти песка.

зеркало дробью вьется во мне

танцует бездомный канкан.

и отчаяньем мажу и мажу себя

от голени до головы.

город голодный улицы жрет

вздыхают усталые львы.

любить себя невозможно.

все – блеф на кончике острия!

кончено! думала смерть обо мне.

толпились угрюмо друзья.

и я холодела шершаво касаясь

могильного шелка у рта.

хотелось чаю. но вместо него

слюной текла пустота.

и левый каблук опротивел

в ключицы впирая статику дна.

отрадно что в крематорий со мной

сегодня пришла весна

а время застыло – убогий банкрот –

в секундной и часовой.

и стало понятно что созданный мир

придуман был вовсе не мной.

но здесь как-то мертво и стыло лежать

по-прежнему мерзнет душа

и хочется выть и царапать крышку

каленой сталью ножа.

планы сбежать провалились –

мне плохо и здесь как было всегда.

одно преимущество – больше не надо

смеяться и рвать провода.

и взвесив все это не то чтоб на вес

мальчишечьим тая пушком –

прошу вас поверить в необходимость

по венам пустить молоко.

2006

немым

тоскую тобой тоскую!

пеленаю свой сон тобою!

влюбившись в тебя рискую

навеки проститься с любовью

и гордостью. как перед смертью

богатые трут мениски

о землю. я сожалею

о том что мы были капризны

и раны как хлеб смаковали

и нервы тянули капроном.

я буду стеречь в тебе тайну…

в немыслимо сладкий хронос

лечу поднимая руки.

фаланги непобедимы.

приснись мне чтоб стало не страшно

приснись мне чтоб стали едины.

2006

горелову

в шахматах просто:

если мат – то мигрень.

лбы уронившие гроссы

не дают океаны взаймы.

и не замечают лоска

черно-белой тюрьмы.

а ты…

а ты – чудо-остров.

тебя обидеть что

ким ки дука заставить

встать на колени.

я цепенею от тайны в тебе

хрупкой тревожной загадки.

ты будешь таким дооолго.

и после меня будешь таким.

в шахматах бреют души.

и гамлет не столь резонен

сколь в феврале в аризоне

партия без туры.

а ты…

а ты свободен и дышишь!

три кошки в уютном доме

весну встречать наготове

как африканские львы.

в шахматах пот не принят.