Бег - [3]

когда ты закроешь их мне.

найди того кто сказал что ночью нужно спать.

1996

25-й кадр

в час когда шаверма теряет вкус

в час когда больше не лезет пиво

в час когда анекдотам не весело

в час когда джинсы в пятнах от водки

в час когда свитер шмонит табаком

как бешеный

в час когда лица друзей – плоские блинчики

я шатаясь подхожу к окну

аккуратно отдергиваю сизые занавески

а там внизу стоишь ты

и так же как раньше так и сейчас

ты любишь меня.

и я не прощаюсь: никто не заметит

и я спотыкаюсь на гадких ступенях

ты целуешь меня и мы уже дома

и я утыкаюсь тебе в подмышку и засыпаю

счастливый. занавес.

2000

про тома йорка

мы рассекаем друг друга мгновенно.

нас миллионы и нам по колено.

мы курим при встрече. при встрече жмем руки.

мы сушим тела чтобы были упруги.

мы только штанами метем по асфальту.

нам юбки – измена. а платья – как спальник.

а я слушаю тома йорка

про самый уличный спирит.

и питерский дождь рассекаю

колесами мотоцикла.

и если ты станешь взрослой

и даже совсем не тоненькой

я буду любить тебя так же

как в наше первое лето.

мы врем нашим мамам. отцов мы не знаем.

мы кольца на самый большой надеваем.

мы травим чернилами голые плечи.

мы меряем силу ладоней – кто крепче.

целуемся в четную – узкие губы.

мы злимся когда обзывают нас грубо.

мы бьем без раздумий. с размаху и точно.

по-девичьи нежно. по-девичьи сочно.

мы любим орехи. мы белки с хвостами.

мы скачем по клубам. и схема простая:

сначала по пиву. потом по танцполу.

и градус крепчает. дальнейшее скоро

и быстро случится в кино в туалете

на заднем сиденье без света на свете.

для нас не проблема. нас больше – мы стая.

и нас по-иному уже не заставишь.

а я слушаю тома йорка

про самый уличный спирит.

и питерский дождь рассекаю

колесами мотоцикла.

и если ты станешь взрослой

и даже совсем не тоненькой

я буду любить тебя так же

как в наше первое лето.

2002

чинаски

мы погасили свет. принялись пить и болтать обо всем.

напротив нас на стене зажегся неоновый конь

кинотеатра «весна»

и он полетел. а мы целовались трепетно трепетно так…

дышали и знали что мы никогда не умрем.

чуть позже мы вместе легли в постель

и нас заливал неоновый свет

под красным крылатым конем разливалась ночь.

и лица краснели и лица белели 7 раз 14 раз

взмах крыльев – неоновый конь все летал и летал.

и так миновала одна из наших ночей

одна из лучших ночей:

красный крылатый неоновый конь

и покаянная грусть.

2003

немым

мы утеряли пешку

и буквы вовсе не те.

я чувствую – лето крадется

и плавится в темноте.

но есть ты и запах твой

навеки впитанный мной

прекрасной дорогой ложится

между дождем и луной.

мы утеряли пешку

в клеточных лабиринтах.

я чувствую лето. так не было.

это же очевидно!

но есть ты и голос твой

навеки впитанный мной

прекрасной дорогой ложится

между дождем и луной.

мы утеряли пешку

белого цвета кости.

мне стали невыносимы

походы в кино и в гости.

я чувствую необходимость

быть все время с тобой.

и сердце прекрасной дорогой ложится

между дождем и луной.

2004

туземцы

туземцы живут в горах а конкретнее

их дома располагаются в ущельях гор.

в безопасных отвесных скатах.

я не знаю кто их научил этой безопасности.

но цунами и лавины обходят туземцев стороной.

доходит до того что они сидят на циновках курят

альпийские травы и наблюдают катастрофу природы

не шевелясь и внешне равнодушно.

туземцы не знают что такое измена.

когда им случается влюбиться – они завоевывают

и забирают навсегда.

туземец живет 98 лет и знает только одну женщину.

туземец умирает когда убивает волка.

так принято.

когда туземец начинает глотать свои легкие

вместо воздуха он снимает со стены ружье и уходит.

никто не плачет. никто не бежит за ним.

все знают что туземец не вернется.

а время замерзает обращаясь в слух.

и когда раздается долгожданный выстрел

младший из сыновей протягивает матери винтовку

становится у края чернозема и смотрит как она

стреляет себе в грудь.

старшие начинают пеленать ее а младший поднимается

в горы и приносит тело отца и язык волка.

отца опускают в могилу

и кладут его голову на плечо матери.

туземцы самый счастливый народ.

их не смогла найти и изучить ни одна экспедиция.

их не смогла найти ни одна цивилизация.

говорят в их теле нет сердца.

говорят небо плачет за каждого из них.

говорят язык волка становится ласточкой.

а я не знаю кто мне все это рассказал.

2004

узелок

независимость хуже смерти:

под ударами все равны.

и крошится мозг. отрешенно

нервы любовью полны.

и я плавлю время

и есть не могу абсолютно.

и стремлюсь как фанатик

к тебе как бездомный к уюту.

и невдомек что никто

никогда не предан:

из двух влюбленных

один – влюблен. второй – следом.

2005–2013

москва держит небо

и стелет постели

а плечи атлантов

давно онемели

от тяжести неба

свинца килограммов

и хочешь не хочешь

захочешь быть пьяным

невнятным

бубнить

водку в губы макая

в подмышку скулить

промежтем выбирая

из двух исполинов

того кто накормит

икрой и свободой.

мы встретимся скоро

на невском.

украдкой на невском –

«простыла?»

и руку в карман

чтоб ладонь не остыла

и грела

карман соревнуя с морозом

твои заусенцы.

мы встретились сложно.

и сложно простились

не встретив друг друга

на кладбище диком

с цветами и вьюгой

и мальчиком

с равнодышащим веночком

«вам мамы!»

и больше ни буквы ни строчки.

2005

углы

жди меня!

на той стороне угла