Беды Эфриджима - [5]

— Что это за вертела для задницы! Да тут хуже, чем в Преисподней!

Я перебрался на площадку, с виду свободную от острых камней и обломков скал, и плюхнулся на землю, чтобы пососать израненные пальцы ног.

— Бог ты мой, а ведь я считаюсь в отпуске. Что-то мне тут совершенно невесело! Я хочу домой.

— У тебя хотя бы отпуск есть, — раздался у меня за спиной чей-то голос. — У меня не было ничего подобного уже… Да, наверное, лет семьдесят, если не больше.

Я покосился через плечо и увидел женщину, примостившуюся сзади на большом валуне.

— Это совершенно не похоже на отпуск, сестренка. А ты кто?

— Меня зовут Титания,[4] — ответила женщина, окидывая меня одним из тех знойных взглядов, которыми славятся нимфы. — А ты голый. Ты демон, и ты голый.

— Да, а ты нимфа. Я не знал, что вас тоже ссылают в Акашу. Я думал, что если вы делаете что-то нехорошее, то у вас просто отрывают крылышки или секут вашим же собственным нимбом.

Она скорчила гримасу.

— Ты говоришь о феях. Это они вечно делают что-нибудь нехорошее. Если мне когда-нибудь попадется этот лживый ублюдок и предатель Оберон,[5] я ему покажу, что меня нельзя просто вышвырнуть на помойку. У меня тоже есть свои права!

— Ух ты, Титания, говоришь? И как же называют тебя друзья? Титти? — ухмыльнулся я.

Она выпрямилась во весь рост и окинула меня взглядом, который, не будь я демоном, растопил бы мои внутренности.

— Они называют меня Титания!

— Понял. Секундочку… Оберон? Титания? — Мой мозг лихорадочно заработал на максимальных оборотах, откапывая старые, полузабытые воспоминания. — «Сон в летнюю ночь»?

Она фыркнула и принялась разглядывать свои розовые ноготки.

— Этот Уилл Шекспир все перепутал. Он назвал меня феей. Можешь себе представить! Он нанес нимфам глубочайшее оскорбление, и, позволь заметить, нас это совершенно не обрадовало.

— Да, я о вас кое-что слышал… Вы… э-э… как бы это лучше выразиться… воинственные дамы, — сказал я, размышляя над тем, не хочет ли она почесать своими длинными ноготками все мои зудящие местечки.

Потом я вспомнил, что у меня нет никаких зудящих местечек. Во всяком случае, в этом омерзительном облике. Я возмущенно уставился на свое хозяйство.

— Что это ты делаешь? — изумилась Титания.

— Возмущенно смотрю на свое хозяйство. Это со мной сделала Попечительница, — вздохнул я, мысленно оплакивая свой бесподобный собачий облик.

Теперь она вместе со мной возмущенно смотрела на мое хозяйство.

— Ей придется за многое ответить.

— Еще бы. К сожалению, не в моих силах ей отомстить. Эй, ты же нимфа! Вы ведь считаетесь скверными воинствующими девчонками, верно? Я бы с удовольствием прибег к помощи твоих подружек, чтобы как следует отметелить Попечительницу, которая так со мной обошлась.

— Мы не любим, когда нас называют воинствующими, и предпочитаем слово «инициативные». — Титания извлекла пилочку для ногтей и начала полировать ноготь. — И если бы тобой всю жизнь пренебрегали так, как пренебрегают нами, ты тоже стал бы инициативным и попытался доказать людям, что с тобой следует считаться.

— Я демон, — со вздохом ответил я, снова усаживаясь и разглядывая израненные ноги. — Меня только и делают, что недооценивают.

— Как бы то ни было, но Шекспир наделал кучу ошибок, — продолжала она. — Никакой Оберон не король фей. Он всего лишь адвокат Суда Королевской Крови.

— Адвокат? Типа юрист?

— Да, только грязный и злобный.

— В самом деле? Так что же ты наделала, что тебя сюда зашвырнули? — поинтересовался я.

— Оберон, мой бывший любовник, отвратительный комок пыли на пузе самых мерзких созданий этого мира, решил бросить меня, жрицу храма Артемиды, ради какой-то наяды. Ты можешь в это поверить? Он променял меня на водяную лахудру! — За долю секунды разъяренное выражение ее лица сменилось расчетливым прищуром. — Но это ему с рук не сойдет. Как только я отсюда вырвусь, я с ним поквитаюсь. От своего фунта мяса я не откажусь.

— Погоди… — Я наморщил нос. — Ты имеешь в виду фунт человеческого мяса или, скажем, мяса из задней части откормленной зерном черной ангусской коровы? Последнее звучит весьма заманчиво. Особенно под соусом барбекю с виски.

— Если бы мне только удалось отсюда выбраться, я собрала бы сестер и мы бы ему отомстили!

— Кому? Шекспиру? У меня для тебя новость, детка. Он умер.

— Да нет, не Шекспиру. Оберону.

Я задумался. Мне всегда думается лучше, когда я сижу.

— Не то чтобы я тебя торопил, поскольку у меня есть еще целых десять дней, пока Айслинг не вернется из круиза и не обнаружит, что эта двуногая ведьма опоила свою начальницу, чтобы отправить меня сюда. Но, видишь ли, я не все догоняю. Насколько я понял, этот парень зашвырнул тебя сюда, когда связался с наядой. Но как это связано с войной, которую ты намерена против него развязать?

— Он Оберон! — заявила она, как будто это хоть что-то объясняло. Когда я наморщил лоб в попытке разобраться в ситуации, она добавила: — Он не просто сослал меня в Акашу. Он всех нимф отлучил от Суда, чтобы своими заискиваниями добиться преимуществ для таких, как он.

— Ах да, — кивнул я, роясь в памяти, — кажется, я что-то об этом читал. Начинаю припоминать. Вас изгнали из города, потому что вы чинили бесчинства.