Бедный маленький мир - [11]

Она съела камбалу и допила остро-сладкий и вязкий яичный ликер.

Куда ей теперь идти?

Иванна вышла на улицу, дождалась первых прохожих. Ими оказались двое мальчишек-старшеклассников – без шапок, с мокрыми от снега волосами.

«Ох, простудятся…» – мелькнуло у нее.

– Простудитесь, – сказала она им. Те пожали плечами. – Не подскажете, где тут у вас церковь?

– Вам какая нужна? – уточнили парни хором. – Музей или действующая?

– Действующая.

Иванна внимательно рассматривала их. Дети как дети. Небось закончат школу – и только и видели их в этом городе. Тинейджеры.

– Действующая не действует, – сообщил грустный рыжий еврейский мальчик. – Там прогнили перекрытия, что-то рухнуло, что-то посыпалось. В общем, нужна реставрация.

– А будут реставрировать? – поинтересовалась Иванна.

Ребята посмотрели друг на друга, потом на нее. В ее вопросе им явно почудилось что-то юмористическое.

– В бюджете денег нет? – догадалась она.

Школьники засмеялись:

– Ну конечно же нет! У нас тут канализационный коллектор в аварийном состоянии, и тот починить не могут.

«А епархия тоже не раскошелится. Приход в таком моральном состоянии, что, можно считать, его как бы и нет».

– Вот как… – вздохнула Иванна. – А что у вас за музей-то в другой церкви?

– Археологический, – снова хором отозвались парни.

«Так что ты же хочешь узнать? – снова спросила себя Иванна. И ответила себе: – Что-то важное. Что-то, имеющее отношение к существу дела».

– Вы меня извините… – Она показала мальчишкам свое удостоверение, те удивились, заулыбались. Потом вдруг спросила: – Хотите пива?

Идея с пивом страшно понравилась самой Иванне и в целом вызвала коллективный энтузиазм. Ребята решительно пресекли ее попытки вернуться в «Парадиз» и провели какими-то дворами на неожиданно широкую улицу.

– Вот наш Бродвей, – гостеприимно произнес тот, которого звали Егором. Второй представился Ромой и сообщил:

– Тут ивняк хороший и недорогой, мы сюда всем классом ходим.

Они спустились в подвальчик, где обнаружился очень приличный паб с деревянными столами и лавками, с затейливо подвешенной под потолком рыболовной сетью – на ней болтались сушеные морские звезды, крабики и ракушки. Пиво было только местное, но на удивление вкусное, а тараночка – с твердой бордовой икрой…

Вероятно, про пиво она рассказывала сейчас Виктору Александровичу с таким воодушевлением, что он в этом месте замахал руками:

– Посиди тут, я за пивом сбегаю. Ты мне только, пока я не ушел, скажи одну вещь: ты всю свою командировку провела в злачных местах, спаивая несовершеннолетних?

– Ты пойми… – Она встала и пошла в прихожую одеваться, обронив: «Сходим вместе…» – Ты пойми, у них там из учебных заведений есть только филиал института сельскохозяйственного машиностроения, техникум гостиничного хозяйства и какой-то коммерческий лицей.

Он подал ей куртку и, подумав, застегнул на ее куртке воротник. Затем попросил:

– Продолжай, я весь внимание. Рыбу будем покупать?

– Рыбу будем… Слушай, Витя, какое пиво? Сейчас уже половина десятого, мне еще…

– Я тебя отвезу, – уверенно оборвал он, пытаясь в темном подъезде попасть в замочную скважину. – Ты давай рассказывай. Например, объясни, при чем здесь учебные заведения? Ну, церковь – понятно. Духовность, вечные ценности – да?

Иванна не видела в темноте, улыбается спутник или нет. Сказала холодно:

– Я не знаю, что такое духовность. А говоря про вечные ценности, ты сам не знаешь, о чем говоришь. Но мы к этому вернемся. Если в двух словах: у них нет ни церкви, ни университета. Дома, построенные до в начале прошлого века, в аварийном состоянии. Существует генплан реконструкции центра и его новой застройки. Может, он и воплотится – лет через сто, но старый центр уж точно восстанавливать никто не станет.

Они шли по тихому снежному переулку, и Иванна касалась плечом его руки. Ему жгло руку ее касание, и он вспомнил стихотворение Бунина, которое поразило его тем, как необычно в нем были расставлены слова уже и еще: «…Мы рядом шли, но на меня уже взглянуть ты не решалась, и в блеске мартовского дня пустая наша речь терялась… Уже полураскрытых уст я избегал касаться взглядом, но был еще блаженно пуст тот мир, в котором шли мы рядом…»

– Ты никогда не думал о том, что мы имеем в виду, когда говорим «жизнь»? – продолжала тем временем Иванна. – В отношении, например, к поколению, к ситуации смены поколений, к воспроизводству? Жизнь отдельного человека – короткий фиксированный такт, отрезок, но этому отрезку нужен более широкий и по определенным правилам организованный контекст. Для того, чтобы учительница начальных классов в том городе благополучно дожила до пенсии, нянчила внуков, сидела на лавочке с подружками во дворе, варила варенье на год вперед, для того, чтобы были старики, дети, внуки, завещания, дневники, переписка, антиквариат, мемуары, нужны университет, церковь, монастырь… Да просто замечательно было бы…

– Еще суд, – подсказал Виктор Александрович. – Ты меня что, совсем идиотом считаешь? Так и скажи: с твоей точки зрения, город вымирает, потому что разрушены институциональные формы. Все до единой. Да?

– Так и скажу. Если хочешь, я тебе протокольным языком все быстренько изложу. Но я с тобой вообще-то разговариваю. И я тебе на другом языке пытаюсь объяснить: в городе не осталось вечных мест. Они должны быть, даже если их востребует всего три процента от числа проживающих. Вечные места вообще не работают на спрос, а существуют сами по себе. Но если жизнь равна себе самой, Витя…