Бедные - [29]

- А когда он изживет себя, мы будем его наследниками.

- Мы должны на деле доказать свое право быть ими, - сказал Бальрих с нажимом.

- И как же вы это намерены сделать?

Бальрих посмотрел на него, подметил его злобный взгляд и растерянное, настороженное лицо.

- Вас это интересует? - спросил рабочий.

- В моей искренности, товарищ, вы надеюсь, не сомневаетесь, - отозвался Фишер.

- Нет, товарищ. - В голосе Бальриха звучала холодная ярость.

Член рейхстага струсил.

- Только без насилия, - торопливо пробормотал он. - Забастовки и прочие насильственные меры прежде всего бьют по нам самим. При этом Фишер подумал о своих гаузенфельдских акциях.

Рабочий, раскусив своего спутника, уже не слушал его жалкий лепет; казалось, он говорил самому себе:

"Мы должны дерзать и должны верить в себя и в других. Ведь и у нас есть душа! Мы знаем, что такое добро, мы всё же - люди. Одним этим мы уже сильнее денег".

Старый политикан искоса поглядел на него, насмешливо прищурив желтоватые глаза. Потом вздохнул - в нем возникли смутные воспоминания о былой юношеской роскоши чувств. Да, ему тогда казалось, что не у него одного, а у всех те же чувства... Вздор, конечно, но все же верилось... Так шел он довольно долго, пристыженный, занятый неясными мыслями о своей отживающей партии и о бесплодно прожитой жизни.

Затем он похлопал молодого человека по плечу и предрек, что, вопреки всему, тот сделает блестящую карьеру. Но, к изумлению депутата, Бальрих оттолкнул его руку и даже прикрикнул на него. Рабочему стало вдруг мучительно стыдно. "Я, кажется, уже слишком начитался книг. Слушаю этого болтуна и сам разглагольствую, точно какой-нибудь буржуй".

- Какое вам дело, - воскликнул он, - до моих планов! Вы только шпионите здесь! Так знайте же, что у нас на уме! - И в приливе ярости добавил: - Все отдаст нам эта банда, а потом каждый пусть хоть собственной бритвой...

Бальрих оглянулся, но депутат исчез... Опомнившись, рабочий направился к фабрике.

Там уже было известно о предстоящем обследовании предприятия санитарной полицией. Многие надеялись, что у Геслинга будут по этому случаю неприятности, и радовались заранее. Действительно, несколько дней спустя, поутру, прибыл медицинский советник и начался осмотр. Оборудованием фабрики он не мог нахвалиться, а умывальниками был более чем восхищен.

- Старшему инспектору господину... простите, как...

- Моя фамилия Ваксмут, господин медицинский советник.

Старшему инспектору Ваксмуту было поручено передать живейшую признательность господину главному директору, который, к сожалению, сейчас занят. Тогда те рабочие, которые были уже готовы торжествовать, уныло переглянулись. Они сразу догадались, в чем дело. Этот чиновник от медицины был заранее готов хвалить умывальники. И Наполеон Фишер, который кичится тем, что комиссия - его заслуга, тоже приложил сюда руку. Умывальниками, которым так обрадовались рабочие, хозяева воспользовались, чтобы отделаться от их требований.

После обследования фабрики дошел черед и до людей. Ведомственное лицо, мужчина исполинского сложения, проследовал вдоль рядов рабочих подобно гигантской статуе некоего доблестного полководца. Порой он останавливался и, подбоченясь, расспрашивал кого-нибудь из них. Тем надлежало перечислить все перенесенные ими болезни, причем советник, казалось, был убежден, что каждый от него что-то утаивает. Впрочем, в некоторых случаях он мог казаться даже приветливым и общительным, например, когда дело дошло до Яунера. Зато Гербесдерфер, стоявший рядом с Бальрихом, внушал ему явное недоверие.

- Снять бинт! - приказал он и, взглянув на его палец, снова властно бросил: - Фамилия?

Старший инспектор назвал фамилию, после чего медицинскому советнику как будто все стало ясно.

- Ну, конечно, мы облепили палец глиной. Народный метод лечения. А в случае заражения - кто оплатит операцию? Знахарь, что ли? И расходы на похороны он тоже возьмет на себя? - Обратившись к старшему инспектору, он пробурчал: - Господин, господин...

- Ваксмут.

- Ваксмут. Покруче с ними, господин Ваксмут, прошу вас, придерживайтесь этого золотого правила. Ведь наш человеческий материал застрахован вдоль и поперек, он не может гибнуть когда ему заблагорассудится.

Медицинский советник хотел было уже проследовать дальше, но вдруг повернулся, как на шарнире.

- Какой у того вон рабочего пристальный взгляд... Вы не заметили?

- Он хороший рабочий, - ответил старший инспектор с удивительным простодушием.

- И вам о нем не известно ничего особенного?

- Он учится.

Тогда медицинский советник кивнул с мрачным удовлетворением:

- Ага! Теперь вы сами убедились, что от моего пытливого взора ничто не ускользнет. - И обратился к рабочему: - Эй, вы, как вас зовут?

Бальрих неторопливо смерил его взглядом. Затем, нажимая на каждое слово, ответил:

- Меня зовут... господин... Бальрих.

- Так, так. Еще чище.

Тут советник подбоченился и уперся ногами в пол, казалось, не собираясь уходить.

- И долго вы уже учитесь?

- Год.

- Наука, очевидно, не пошла вам на пользу. Скажите - вы страдаете раздражительностью?

- Когда меня раздражают, - ответил Бальрих.