их открывать сначала свое тело, потом — мужское. А у взрослой
женщины есть история, и эта история почти всегда больная.
78
— Я должен поехать в Братск,— вдруг решительно заявил
Сережа.
— Куда?! Ты же не сумасшедший. Вспомни Слюдянку, Настю.
А то рано или поздно зазвучит та же песня.
Настя. Это был первый и последний случай, когда Сережа не
чувствовал наутро после первого секса тягостного ощущения, что
надо прятаться, объясняться. Негласный договор: мы оба этого хо-
тели, а дальше — нам ничего друг от друга не нужно.
Девочка, похожая на Милу Йовович. Непонятно было, о чем она
думает. Из забавных и милых привычек: таскать всюду свои детские
фотокарточки и к месту и не к месту их показывать.
Спустя год она позвонила. Договорились о встрече. Был дикий
холод. Сережа, вцепившись в ледяной поручень, мотался и му-
чился в трамвае, который, как назло, ехал еле-еле и предсмертно
скрежетал.
Она стояла напротив Шанхайского рынка*, и узнал он ее не
сразу. В каком-то несуразном, куцем пальто и с красным носом
она напоминала уже не Милу Йовович, а скорее, продавщицу
чебуреков.
— Ты почему так одета?
— Вдруг вспомнила про тебя… Сережа, ты… ты не обижайся, я очень есть хочу.
Он притащил ее в «Темп», потом в одну из свободных мастерских
своих приятелей, растирал, кормил, дал выпить, расспрашивал. Она
на всё отвечала «да» и почти сразу уснула. А он долго сидел рядом с
ней, наблюдая за легковерным детским сном взрослой женщины, на
лице которой безмятежная улыбка то и дело сменялась выражением
страха или тревоги.
Потом он задремал сам, а когда проснулся, она уже ушла, а он
не успел сунуть ей в карман свои копейки.
— Нет, — в этот раз твердо сказал Сережа Семену, — Настя —
это Настя, она святая, я еду в Братск.
_________________________
* «Шанхайка» — криминальный вещевой рынок в центре Иркутска.
79
РАССЛЕДОВАНИЕ ПОД КОНТРОЛЕМ
Зайдя в свой плацкартный вагон, Сережа сразу залез на верхнюю
полку и повернулся лицом к стенке.
Внизу сидели двое: потасканный старик в тельняшке и растяну-
том трико и очень толстый парень женоподобного вида в пижаме, перед которым возвышалась преогромная стопка коробок «Досира-
ка», почти закрывавшая обзор.
«Отлично, — подумал Сережа, — псевдоморяк и андрогин, чудная компания для путешествия».
— Вы не хотите? — участливо спросил андрогин Сережу, ука-
зывая на стопку лапши.
— Человек, может, выпил уже, поэтому и спать хочет, — уточ-
нил человек в тельняшке и вынул «Русский размер», — а вот это
извольте видеть.
Сережа ненадолго задремал (душа по-прежнему разрывала на
части его грудь, так он стремился к Жене), а когда проснулся и от-
вернулся от стенки, за окном стояла тьма, хотя бы и внизу шла своя
увлекательная жизнь.
Мужик в трико нырнул в поток сознания. Андрогин, поддаки-
вая, слушал, периодически повторяя: «Вы понимаете, в чем дело, это бывает».
— Я бывший спортсмен, понял? — горячился в это время
мужик. — Я весь порватый, порваты все мышцы. У меня мениск
с 67-го года. Сейчас детям не могу показать класс. Я знал еще
олимпийских игроков 58-го года. Вот это были игроки, это надо
было видеть... Я потом шел по этому делу. Кирял, понял? Вместе
с Эдуардом Валерьяновичем. А потом сказал: стоп, машина. Мне
торпеду вшивали, понял?. Но я стал тренер, у меня двое — кан-
дидаты в сборную. У меня племянник на тебя похож, понял?
Я порватый.
— Вы понимаете, в чем дело, это бывает.
Под нерезультативный волейбол Сережа вновь мучительно
задремал. А снизу еще долго разносилось — с одной стороны «По-
нял?», с другой «Вы понимаете, в чем дело?..».
80
У НИХ В РОДУ ЧИСТОПЛОТНОСТЬ
Разбудил его андрогин.
— Вы есть будете? Я «Досирак» вам заварил.
— А что, ночью никого не подселили? — сквозь сон спросил
Сережа.
— Никого. И этот, как его, порватый, в Тайшете вышел. И на
боковушках никого. Вы до Братска? Падунские Пороги?
— Ну да. Откуда знаете?
— Проводница же билеты проверяла. Меня Алеша зовут. Я тоже
там живу.
— Сережа. Я сейчас, мне нужно в партизаны поиграть, — Се-
режа почувствовал то, что с ним всегда происходит утром в поездах
дальнего следования, схватил полотенце и устремился в туалет. Тот, слава богам, был открыт. Поезд трясло со страшной силой. Сережа
на секунду представил, как все пассажиры подпрыгивают на своих
местах и головы их постукивают о третьи полки, как рельсы.
Наконец он добрался до зеркала, посмотрел на себя и подумал:
«Вот почему меня Женя разлюбила. Это надо видеть!».
Затем меня и читателя ожидает идиллическая сцена: Ненашев и
андрогин доедают лапшу, вавилоны пачек которой за ночь чудесным
образом растаяли, приблизительно обнажив контуры стола.
— А вы кто по профессии, если не секрет? — спросил, при-
ветливо улыбаясь, андрогин.
— Филолог. То есть студент-филолог. Заочник. На пятый курс
перешел.
— А я крановщик, представляете? Никто не верит. Я даже игру
придумал: угадайте, кто я по профессии, все говорят: повар или
цветы разводите. Смешно, да? — Алеша искренне залился смехом.
Этот искренний смех и разбудил в Сереже исповедальность —
перед его лицом так и стояло лицо Жени. И он открылся крановщику
во всем: как его мучает любовь, как часто предают друзья, почему
он едет в Братск, даже не зная, можно ли пробраться в санаторий
