Бедность, или Две девушки из богемы - [20]

Сережа не слушал, он сидел в ванной, выжимал свои вещи и

смывал кровь. Теперь в зеркале он видел, как немилосердны ока-

зались к нему хулиганы, но именно это сейчас интересовало его

меньше всего.

— Да не торопись ты. Капитан Рукосуев убежал, он так и не до-

ждался помывки до открытия «Дружбы», — продолжал Семен, — а

жена его (она с пяти на скамейке перед подъездом) наверняка, уви-

дев тебя, сказала: «Бедный мальчик» или «Кто ж так его уделал?».

— Ты знаешь, — продолжал Семен, а Сережа уже разделся до

трусов и, голый, уложил себя на диван, изучая потолок, — самые

ужасные из женщин — тормознутые. У меня была одна такая. Как-то

мы с ней гуляем, я тоже, как ты перед Женькой, хвост распустил…

Потом говорю: «Слушай, а поехали к тебе». Пауза — минут пять, работа мысли. «Ты хочешь сегодня переночевать у меня?».

 В конце концов, мне всё надоело, пришла пора объясниться, я

говорю: «Мы слишком разные люди, я устал». Перезагрузка — минут

на десять. «Ты хочешь, чтобы мы расстались? Прямо сейчас?». —

«Ну да». — «А, ну ладно». И пошла себе.

— Но у меня же с этого все только началось. Я влюбился, растворился

в ней, — возразил Сережа. Он уже серьезно чувствовал, что на его теле

оставили ощутимые следы, а лицо постепенно превращается в маску.

60

Семен, не любивший задавать лишних вопросов, отправился

на кухню и с ловкостью открыл две самопальные банки: одну с

квашеной капустой, другую с грибами. Молниеносно нарезал хлеб и

достал — словно бы из-за пазухи — бутылку водки. Снова прошелся

йодом по Ненашеву, стянул на нем какие-то тряпки и позвонил его

тете. На всё это не ушло и минуты.

После Семен медленно и даже торжественно обошел кактусы.

Это напоминало ритуал, хотя никаким ритуалом и не было. «Нос

не сломали, вот и радуйся». Полчаса они просидели, не говоря ни

слова и глядя на две пустые рюмки, пока в ванной кувыркался об-

надеженный новым днем Рукосуев.

ГЛАДКО СТЕЛЕШЬ

Несколько дней перебинтованный Сережа метался в бреду на

квартире у своей тети. Он получал достаточное количество уколов

от нежной, чуть полноватой руки приходящей медсестры, руку

которой только и видел, не в силах поднять голову. И потом снова

впадал в беспамятство: никаких снов, звуков, мыслей.

Счет времени прекратился.

Кажется, один раз заходил бывший сожитель Федор, разложил

перед ним на тряпочке свою коллекцию минералов, объяснял их

значение и рассказывал, что кино и сон — это одно и то же, логика

смены картин одна и та же. «Сон — это таинственно мотивирован-

ная смена изображений, монтаж, — объяснял Федор, — их смена, вызывающая эмоции».

Но никаких эмоций Сережа не испытывал.

До тех пор, пока все разом не закончилось. Он поднялся, долго раз-

матывал бинты, включил телевизор и узнал, что сегодня утро второго

августа. Ненашев подошел к зеркалу и увидел себя, каким и был, ничего

не изменилось. От ударов не осталось и следа. Это было воскрешение

именно потому, что он побывал в мире, где ничего и не происходило.

Изматывают впечатления, а не пустота. И главное: ты в ней

никому ничем не обязан, потому что тебя как бы и нет.

61

Он стал искать кота: кот исчез. Тетя исчезла тоже. Он позвонил

ей на работу: «Неделю не появлялась, — ответили ему. — Разве вы

не в курсе, что она в розыске?»

Сережа оделся, еще раз убедившись в том, что с его лицом все

в порядке, и вышел во двор. Что-то связанное с Женей тревожило

его, но что, он не мог вспомнить.

ПРИЯТНО И ПОЛЕЗНО

О, этот город, подаренный нам с любовью за наши грехи, в на-

ших венах течет портвейн твой, твои тополя освежают нас, не давая

дышать, осыпая тополиным пухом, а в больших красных трамваях

девушки прижимаются всем телом только к нам, отпихивая осталь-

ных, потому что мы слишком красивы и молоды.

Тебя кустарно, по-детски могут избить на дискотеке острова

«Юность», но ты встанешь и успеешь проводить подругу домой, рассыпая шутки и даря ей невинные поцелуи в самое нежное место, какое есть у нее, — в шею (или в ухо — я готов спорить только за

шею и ухо, все прочее — измышления или попытки девушек сбить

нас с толку). А потом можно превратить вечер вдвоем в незабыва-

емый психологический конфликт.

Я пою гимн этому городу, потому что нигде нет такого количе-

ства красивых женщин и драчливых мужчин, ангелов и демонов, искусительниц, которые не имеют понятия¸ что искушают, и змей, не знающих, как больно они жалят.

Да здравствует твой единственный подземный переход на Волж-

ской с неизвестного происхождения дедом, играющим на балалайке

приемом тремоло, переход, по которому так приятно прогуляться

ночью, парк, построенный на месте кладбища и всех восьми Иеру-

салимских улиц, где упокоились и бабушка Циля, и дедушка Абрам, восьми Иерусалимских улиц, навсегда ставших Советскими!

Я вязну в грязи твоих озер, защищаю в пустой аудитории кур-

совую, загораю на набережной Ангары, не смея зайти в ее ледяную

воду, и вижу тех, кто летит в нее безвозвратно с чудовищного моста

62

в глазах трамваев, чтобы исчезнуть навсегда на дне ради плюющих

туда сверху, походя, условных Маши или Саши, город, рождающий, убивающий и воскрешающий нас!

Бульвар Гагарина, он же — ВУЗовская набережная — пивной

дешевый угар. Кто-нибудь задумывался о том, как эти спившиеся