Беда на высоких каблуках - [14]

На ногах у нее были туфли на шпильке, на руке – прозрачный синий браслет и в ушах – сапфировые сережки. Те самые великолепные сапфировые сережки. Но при всем при том у Брэнди не было абсолютной уверенности в том, что желаемый эффект будет достигнут.

До этого момента не было.

Да, она, несомненно, произвела впечатление. Безусловно, эти туфли, это платье и ее великолепная фигура были способны поразить представителя любой расы, любого экономического класса и пола. Результат на любом языке можно было назвать успехом.

Но, к сожалению, ни один из мужчин, что окружали сейчас Брэнди, не подходил ей. А ведь у нее был составлен конкретный перечень требований для кандидата.

Это должен быть зрелый мужчина, красивый, богатый и благоразумный, но самое главное – он не должен быть жителем этого города. После осуществления ее плана они больше никогда не встретятся!

Но даже если это случится, Брэнди была абсолютно уверена, что не станет об этом беспокоиться. Кого должна волновать чья-то честь или репутация? Примером тому был Алан, черт бы его побрал! Так что ее это тоже не должно трогать.

Брэнди прошла через огромную арку и по широкому коридору проследовала в гостиную. Из нее доносились мужские и женские голоса и слышался звон бокалов.

Комната была расписана кремово-золотистыми узорами. Одну ее стену до самого потолка занимали книжные шкафы, а у дальней стены располагался огромный камин. Большие, обрамленные золотом зеркала отражали нарядную толпу. Публика разговаривала, улыбалась и с бокалами шампанского в руках позировала перед фотографами. Мужчины были в смокингах, женщины – в строгих черных платьях, некоторые – в неброских синих. Брэнди единственная была в алом.

Прекрасно. Пусть ее заметят. Пусть все они ее заметят.

Когда она остановилась в дверях, все притихли – сначала смолкли разговоры поблизости от нее, потом дальше, к периферии, постепенно угасая, точно рябь на воде от упавшего в эпицентре камня. И этим эпицентром была она, Брэнди.

Она сделала длинный медленный вдох. Грудь ее поднялась над глубоким декольте и на мгновение осталась неподвижной. Брэнди вдруг поняла, что она стоит здесь одна, тогда как сейчас ее рука должна была опираться на локоть жениха. Но, увы, она была здесь совсем одна! Одна – потому что… Потому что она была глупая и верила, что достаточно написать на листке качества, требуемые от мужчины, и отмечая их галочкой, как в перечне бакалейных товаров, можно выбрать себе подходящего человека! Как будто его можно было вырастить, точно тепличный огурец!

Она сделала еще один вдох и улыбнулась. Улыбка ее была сияющей и манящей, ибо, как надеялась Брэнди, она должна была маскировать ее гнев и проецировать ее сексуальную готовность для каждого подходящего мужчины в этой комнате.

Расчет, должно быть, оказался верным, так как дюжина претендентов в костюмах великолепного покроя тотчас двинулись к Брэнди. Но затем все они остановились, потому что сквозь толпу прорвался дядя Чарлз с простертыми перед собой руками.

Чарлз Макграт, щегольски одетый семидесятилетний мужчина, с блестящей лысой головой и отвислыми щеками, приветствовал Брэнди сияющей улыбкой. Долгие годы работы на ниве криминальной юриспруденции не притупили ни его энтузиазма, ни пружинистости его походки. Знаток и ценитель искусства, с тонким художественным вкусом, он притягивал к себе самых разных людей. У него было много друзей как среди мужчин, так и среди женщин. Чуточку шовинист по натуре, он был удивлен тем, что Брэнди сумела так преуспеть в образовании, а также тем, что после своего предполагаемого замужества она собиралась работать. Ему хватило смелости подавить свой мужской протекционистский инстинкт и откомандировать Брэнди в криминальный отдел, под начало к Вивиан Пеликэн, одной из тех, кто составляет цвет нации, а также самой безжалостной адвокатессе фирмы.

Приветствуя Брэнди, дядя Чарлз широко раззел руки, оглядел ее и, подмигнув, обнял.

– Ты просто сногсшибательна, – сказал он. – Прости мне то, что я сейчас тебе скажу. Я знаю, никогда нельзя сравнивать ни одну молодую женщину с другой женщиной. Но я надеюсь, ты позволишь старому мужчине маленькую реминисценцию.

– Конечно. – Брэнди уже знала, что он собирается сказать.

– Ты напоминаешь мне твою мать, когда я встретил ее первый раз. Ей было тогда восемнадцать, и она была самым прелестным созданием, какое я когда-либо встречал. Я бы набросился на нее, но к тому времени я уже был женат, и в голове у меня были глупые идеи о верности.

– Честь вам и хвала. – Брэнди подумала, что, должно быть, она несколько резка, так как дядя Чарлз выглядел озадаченным. Она шагнула вперед и, прижавшись щекой к его щеке, уже тише сказала: – Я имею в виду, что в наши дни это редкость.

Но дядя Чарлз все не так понял. Ну конечно! Ведь он еще не знал об Алане.

– Твой отец – просто глупец. Оставить такое сокровище, как Тиффани, ради другой… – Дядя Чарлз прервался. – Но не будем об этом сегодня. А ты и вправду выглядишь потрясающе. Я хорошо помню, когда я увидел тебя первый раз. Это было в кабинете твоего отца, когда ты в пуантах и пачках делала пируэты. Тебе было тогда три года. Кто бы мог подумать, что ты вырастешь такой высокой и такой красивой!