Becoming. Моя история - [45]

Теперь, оказавшись в «Сидли» по другую сторону баррикад, я видела свою задачу в том, чтобы привлекать не только умных и трудолюбивых студентов, но еще и желательно не белых и не мужчин. В рекрутинговой команде трудилась еще одна афроамериканка, старший юрист Мерседес Лэйнг. Мерседес была лет на десять старше меня и стала моим близким другом и наставником. Как и у меня, у нее было два диплома Лиги плюща, и ей часто приходилось оказываться в местах, где она ото всех отличалась.

Мы с Мерседес решили не мириться с текущим положением дел. На собраниях, посвященных подбору персонала, я настойчиво – и наверняка, по мнению некоторых коллег, нагло – доказывала, что компании следует шире раскинуть сеть поиска талантов. Обычно приглашали студентов только избранной группы юридических школ: Гарварда, Стэнфорда, Йеля, Северо-Западного университета, Чикагского университета и Университета Иллинойса. Все это – вузы, в которых училось большинство юристов фирмы. И так по кругу: старшее поколение юристов нанимает новое, чей жизненный опыт отражает их собственный, оставляя совсем немного места для какого-либо разнообразия. Справедливости ради надо сказать, что эта проблема (готовы они были ее признать или нет) существовала практически во всех крупных фирмах страны. Опрос, проведенный «Национальным юридическим журналом» в то время, показал: афроамериканцы составляют не больше 3 % всех сотрудников крупных юридических фирм и меньше 1 % партнеров.

В попытке исправить этот дисбаланс я настаивала на том, чтобы мы рассматривали студентов других юридических вузов, например исторически черных, таких как Университет Говарда. Когда рекрутинговая команда собиралась в конференц-зале в Чикаго с кучей студенческих резюме, я протестовала всякий раз, если студента автоматически откладывали в сторону за четверку в аттестате или за то, что он пошел на менее престижную программу бакалавриата. Если мы всерьез собирались привлечь адвокатов из числа меньшинств, то, я полагаю, нам следовало смотреть шире. Требовалось принимать во внимание то, как кандидаты использовали все возможности, предоставленные жизнью, а не на то, насколько высоко они поднялись по элитарной академической лестнице. Дело заключалось не в том, чтобы снизить высокие стандарты фирмы, а в том, чтобы понять: придерживаясь жестких и старомодных правил оценки кандидатов, мы упускали из виду людей, которые могли бы внести свой вклад в развитие компании. Другими словами, нам нужно было поговорить с большим количеством студентов, прежде чем списывать их со счетов.

Вот почему я так любила ездить в Кембридж в качестве рекрутера: это давало мне возможность повлиять на отбор студентов Гарварда. Ну и еще, конечно, увидеть Барака. В первый приезд он заехал за мной на своей машине, курносом лимонном «Датсуне», купленном на студенческие сбережения. Когда Барак повернул ключ зажигания, двигатель взревел, машина сильно дернулась и принялась громко дрожать. Сиденья трясло. Я недоверчиво посмотрела на Барака.

– Ты водишь эту штуку? – спросила я, стараясь перекричать шум.

Он сверкнул ехидной ага-улыбкой, от которой я неизменно таяла.

– Подожди минуту или две, – сказал он, включая передачу. – Это пройдет.

Спустя еще несколько минут Барак выехал на оживленную дорогу и добавил:

– Да, кстати. Не смотри вниз.

Но я уже заметила то, что он хотел от меня скрыть, – проржавевшую дыру в полу его машины в четыре дюйма[96] диаметром, через которую был виден несущийся под нами асфальт.

В общем, уже тогда я поняла, что с Бараком не соскучишься. Жизнь с ним всегда была слегка с перчинкой и сносящей крышу. Еще я помню, как подумала, что скорее всего он никогда не будет хорошо зарабатывать.

Сам Барак жил в спартанской однокомнатной квартире в Сомервилле, но меня поселили в роскошном отеле «Чарльз» неподалеку от кампуса. Там можно было поспать на гладких высококачественных простынях, а Барак, который редко готовил для себя, мог перекусить перед утренними занятиями. По вечерам он устраивался в моем номере и делал уроки, завернувшись в толстый махровый халат с логотипом отеля.

В тот год на Рождество мы полетели в Гонолулу. Я никогда раньше не была на Гавайях, но чувствовала, что мне там понравится. В конце концов, я уезжала из Чикаго, где зима тянулась до апреля, а лопату для снега нужно было повсюду возить с собой в багажнике. В моем гардеробе было впечатляющее количество шерстяных вещей, поэтому любая возможность уехать подальше от зимы казалась просто отличной. Во время учебы в колледже я ездила на Багамы со своим однокурсником Дэвидом, а потом на Ямайку с Сюзанной. В обоих случаях я наслаждалась мягким бризом и радостным оживлением, которое испытывала каждый раз, приближаясь к океану. Возможно, поэтому меня так тянуло к людям, выросшим на островах.

В Кингстоне Сюзанна водила меня на белоснежные пляжи, где мы часами ныряли в нефритовые волны. Дорога туда проходила через рынок, где Сюзанна умело лавировала, болтая с уличными торговцами.

– Попробуй это! – кричала она во все горло, передавая мне кусочки жареной рыбы, жареного батата, стебли сахарного тростника и ломтики манго. Она хотела, чтобы я попробовала все и поняла, как много потрясающих вещей в мире заслуживают любви.