Becoming. Моя история - [41]

Барак снимал квартиру в Гайд-парке у друга. К тому времени, как мы въехали в район, напряжение между нами сгустилось, словно должно было наконец произойти что-то неизбежное и судьбоносное. Или мне мерещилось? А вдруг я отказывала ему слишком много раз? Может, он сдался и теперь видит во мне лишь хорошего и верного друга – девушку с кондиционированным «Саабом», которая может подвезти его по первой же просьбе.

Я припарковала машину напротив его дома. Мысли все еще были как в тумане. Мы неловко помолчали. Каждый ждал, когда другой попрощается. Барак наклонил ко мне голову.

– Может, поедим мороженого?

Игра началась. Один из немногих моментов, когда я решила перестать думать и начать просто жить. Стоял теплый летний вечер в моем любимом городе, воздух ласкал кожу. Рядом с домом Барака был «Баскин Робинс», так что мы взяли два рожка и вышли с ними на улицу, присели на бордюр. Мы сидели, тесно прижавшись друг к другу и подтянув колени к груди, приятно уставшие после целого дня на свежем воздухе. Ели быстро и молча, стараясь не испачкаться. Может быть, Барак прочитал это по моему лицу или увидел в моей позе – все во мне наконец раскрылось и освободилось.

Он с любопытством посмотрел на меня и слегка улыбнулся.

– Можно тебя поцеловать? – спросил он.

Я наклонилась к нему, и все наконец стало ясно.

Становясь нами

9

Как только я позволила себе испытывать чувства к Бараку, они нахлынули на меня волной страсти, благодарности, удовлетворения и удивления. Все мои сомнения в жизни, карьере и даже в самом Бараке, казалось, исчезли с первым поцелуем, сменившись непреодолимой потребностью узнать его получше, исследовать и испытать в нем все так быстро, как только можно.

Может, потому, что через месяц он уезжал в Гарвард, мы не стали терять время. Я не была готова впускать на ночь парня в дом, где спали мои родители, поэтому я проводила ночи в тесной квартирке на втором этаже на шумном участке Пятьдесят третьей улицы. Парень, который раньше там жил, был студентом Чикагского юридического. Свою квартиру он обставил так же, как любой студент: разномастной мебелью с гаражных распродаж. Маленький стол, пара шатких стульев и огромный матрас на полу. Книги и газеты Барака занимали все открытые поверхности и бо́льшую часть пола. Он развешивал пиджаки на спинках кухонных стульев и почти не заполнял холодильник. Не очень уютно, но поскольку я видела все через призму нашего бурного романа, то чувствовала себя там как дома.

Барак заинтриговал меня. Он не походил на моих предыдущих парней, главным образом потому, что с ним было очень спокойно и хорошо. Он не стеснялся своих чувств. Он говорил мне, что я красивая. Для меня он оказался кем-то вроде единорога – таким необычным, почти нереальным. Он никогда не рассуждал о материальных вещах типа покупки дома, машины или даже новых ботинок. Он тратил почти все деньги на книги, для него сакральные – пусковые устройства для его разума. Он зачитывался до поздней ночи, читал еще долго после того, как я засыпала, пробираясь через историю, биографии и книги Тони Моррисон[92]. Каждый день читал по нескольку газет от корки до корки. Следил за последними рецензиями на книги, турнирной таблицей Американской лиги и тем, что собираются делать олдермены Саутсайда. С одинаковой страстью мог говорить о выборах в Польше и о том, какие фильмы критикует Роджер Эберт[93] и почему.

В квартире Барака не было кондиционера, поэтому у нас не оставалось выбора, кроме как спать с открытыми окнами, пытаясь охладиться. Мы, конечно, выигрывали в комфорте, но проигрывали в тишине. Пятьдесят третья улица была центром ночной суеты, оживленной автострадой для лоурайдеров с незаглушенными выхлопными трубами. Почти каждый час где-то под окном выла полицейская сирена или кто-нибудь принимался кричать, извергал поток негодования и ругательств, от которого я подпрыгивала на матрасе. Мне было невыносимо, а Бараку – все равно. Он чувствовал себя намного увереннее в хаосе окружающего мира, был более приспособлен к тому, чтобы воспринимать все без лишней суеты.

Однажды ночью я проснулась, Барак смотрел в потолок. Профиль четко очерчивался в свете уличных фонарей. Мужчина выглядел слегка встревоженным, словно размышлял о чем-то глубоко личном. Может быть, о наших отношениях? О потере отца?

– Эй, о чем это ты там думаешь? – прошептала я.

Он повернулся ко мне и смущенно улыбнулся.

– О, – сказал он. – Я просто задумался о неравенстве в распределении доходов.

Вот так и работал его мозг. Зацикливался на больших абстрактных вопросах, подпитываемый сумасшедшим чувством, будто может все исправить. Должна признаться, для меня это было в новинку. До этого момента я общалась с хорошими людьми, которые заботились о важных вещах, но главным образом о своей карьере и обеспечении своих семей. Барак же был иным. Он занимался повседневными делами, но в то же время, особенно по ночам, его мысли приобретали совсем другие масштабы.

Бо́льшую часть своего времени мы, конечно, все еще проводили на работе, в плюшевой тишине офисов «Сидли и Остин». Каждое утро я стряхивала сон и возвращалась к жизни младшего юриста, разбираясь с документами по поручению клиентов, которых я никогда не видела. Барак в это время работал над своими документами, в общем кабинете дальше по коридору. Партнеры все сильнее подлизывались к нему, находили его впечатляющим.