Бдительность - [5]
«И сено с собой принесли, так?»
Один, ученого типа, извинился за свою несвоевременность:
«Я хорошо знаю эту вещь и думал, что будет внезапное крещендо, а не диминуэндо».
Как вы можете себе представить, я выдал ему самый свирепый свой взгляд.
Но не стану притворяться, будто все либо извиняются, либо смущаются. Старые хрычи в костюмах в мелкую полоску, большевистские мудаки, пещерные типчики с отстающими женщинами на буксире — от них можно всего ждать. Применю к такому какой-нибудь свой прием, а он отвечает: «Кем, собственно, вы себя воображаете? А катитесь вы… ладно?» Ну и тому подобное прямого касательства к делу не имеющее. А некоторые глядят на меня так, будто это я чокнутый, и поворачиваются ко мне спиной. Я такое поведение не терплю, считаю его невежливым, а потому могу чуть-чуть подтолкнуть руку с напитком, а это заставляет их обернуться ко мне, и если они в одиночестве, то я подступаю поближе и говорю:
«Знаете что? Вы — б…дь, и я за вами послежу».
Обычно им не нравится, когда к ним обращаются таким образом. Конечно, в присутствии женщины я умеряю свои выражения:
«Как себя чувствуешь? — спрашиваю я, а потом делаю паузу, словно подыскивая наиболее точное определение, — будучи таким АБСОЛЮТНО БЕЗМОЗГЛЫМ ЭГОИСТОМ?»
Один из них отправился за капельдинером. Я разгадал его план, а потому отошел и сел со скромным стаканом воды, отцепил мой геральдический значок и стал до ужаса корректным:
«Очень рад, что он привел вас. Я как раз искал, у кого бы узнать, какие меры принимает Холл против неукротимых и бесплаточных кашлюк? Предположительно, на какой-то стадии вы принимаете меры больше не допускать их сюда. Если вы объясните мне процедуру податия жалобы, я уверен, многие из присутствующих здесь охотно поддержат мое предложение, чтобы в дальнейшем вы отказывались впускать сюда этого… э… джентльмена».
Эндрю продолжает придумывать практические решения. Он говорит, мне следует посещать Уигмор-Холл>[3], а не Ройал Фестивал-Холл. Он говорит, мне следует сидеть дома и слушать мои записи. Он говорит, я трачу столько времени на активную бдительность, что просто не успеваю сосредоточиться на музыке. Я говорю ему, что не хочу посещать Уигмор-Холл: камерную музыку я приберегаю на потом. Я хочу посещать Ройал Фестивал-Холл и Барбикан, и никто меня не остановит. Эндрю говорит, мне следует сидеть на дешевых местах, на хорах и т. п. Он говорит, что дорогие места занимают люди, похожие на тех — а может быть, и те же самые, — которые ездят на «БМВ», «ренджроверах» и больших «вольво», то есть б…ди, так чего еще могу я ждать?
Я говорю ему, что у меня есть два плана обеспечить надлежащее поведение. Первый потребует установление прожекторов вверху, и если кто-нибудь издаст звук громче определенного уровня — указанного в программке, а еще напечатанного на билете, чтобы непокупающие программки также были осведомлены о наказании, — тут же прожектор над его сиденьем вспыхнет, и виновнику придется до конца концерта сидеть там, будто у позорного столба. Воплощение моей второй идеи будет не столь наглядным. Каждое кресло в зале подключается к электросети, что обеспечит легкий электрошок, сила которого будет варьироваться в зависимости от громкости кашля, сопения или чиха сидящего в нем. Это — как доказали лабораторные эксперименты над животными разных биологических видов — понудит нарушителя воздержаться от новых нарушений.
Эндрю ответил, что, оставляя в стороне юридические моменты, он предвидит два главных возражения против моего плана. Во-первых, люди — будь то мужчины или женщины — на удар электрическим током, скорее всего отреагируют еще более громкими звуками, что создаст обратный эффект. А во-вторых, как ни рад был бы он одобрить мой замысел, напрашивается заключение, что замыкание электричества на посетителях концертов вполне может отбить желание приобретать билеты для новых их посещений в будущем. Разумеется, если Лондонский филармонический оркестр будет играть перед пустым залом, мне, он не отрицает, не придется опасаться посторонних звуков и шумов. Так что, да, моя цель будет достигнута, хотя при отсутствии задниц в креслах, за исключением моей собственной, оркестр может запросить за мой билет нереально высокую сумму.
Эндрю способен вывести из себя и святого, вы не согласны? Я спросил его, пытался ли он слушать тихую печальную музыку человечества, когда кто-нибудь пользуется мобильным телефоном.
— На каком инструменте ее играли бы, хотелось бы мне знать? — ответил он. — Но, пожалуй, можно обойтись и без инструментов. Тебе надо просто притянуть ремнями, скажем, тысячу пришедших на концерт к их креслам и тихонечко пропускать через них электроток, предупреждая, чтобы они не шумели, не то получат шок посильнее. Таким образом, ты получишь приглушенные стоны и оханья, и разнообразные подавленные вскрики — это и будет тихая печальная музыка человечества.
— Ты ужасный циник, — сказал я. — А вообще неплохая идея.
— Сколько тебе лет?
— Ты должен бы знать. Ты забыл мой последний день рождения.
— Что просто доказывает, как я стар. Ну, давай же, скажи.
— На три года больше, чем тебе.
Лауреат Букеровской премии Джулиан Барнс – один из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, автор таких международных бестселлеров, как «Англия, Англия», «Попугай Флобера», «История мира в 10/2 главах», «Любовь и так далее», «Метроленд», и многих других. Возможно, основной его талант – умение легко и естественно играть в своих произведениях стилями и направлениями. Тонкая стилизация и едкая ирония, утонченный лиризм и доходящий до цинизма сарказм, агрессивная жесткость и веселое озорство – Барнсу подвластно все это и многое другое.
«Не просто роман о музыке, но музыкальный роман. История изложена в трех частях, сливающихся, как трезвучие» (The Times).Впервые на русском – новейшее сочинение прославленного Джулиана Барнса, лауреата Букеровской премии, одного из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, автора таких международных бестселлеров, как «Англия, Англия», «Попугай Флобера», «Любовь и так далее», «Предчувствие конца» и многих других. На этот раз «однозначно самый изящный стилист и самый непредсказуемый мастер всех мыслимых литературных форм» обращается к жизни Дмитрия Шостаковича, причем в юбилейный год: в сентябре 2016-го весь мир будет отмечать 110 лет со дня рождения великого русского композитора.
Впервые на русском – новейший (опубликован в Британии в феврале 2018 года) роман прославленного Джулиана Барнса, лауреата Букеровской премии, командора Французско го ордена искусств и литературы, одного из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии. «Одна история» – это «проницательный, ювелирными касаниями исполненный анализ того, что происходит в голове и в душе у влюбленного человека» (The Times); это «более глубокое и эффективное исследование темы, уже затронутой Барнсом в „Предчувствии конца“ – романе, за который он наконец получил Букеровскую премию» (The Observer). «У большинства из нас есть наготове только одна история, – пишет Барнс. – Событий происходит бесчисленное множество, о них можно сложить сколько угодно историй.
Впервые на русском — новейший роман, пожалуй, самого яркого и оригинального прозаика современной Британии. Роман, получивший в 2011 году Букеровскую премию — одну из наиболее престижных литературных наград в мире.В класс элитной школы, где учатся Тони Уэбстер и его друзья Колин и Алекс, приходит новенький — Адриан Финн. Неразлучная троица быстро становится четверкой, но Адриан держится наособицу: «Мы вечно прикалывались и очень редко говорили всерьез. А наш новый одноклассник вечно говорил всерьез и очень редко прикалывался».
Казалось бы, что может быть банальнее любовного треугольника? Неужели можно придумать новые ходы, чтобы рассказать об этом? Да, можно, если за дело берется Джулиан Барнс.Оливер, Стюарт и Джил рассказывают произошедшую с ними историю так, как каждый из них ее видел. И у читателя создается стойкое ощущение, что эту историю рассказывают лично ему и он столь давно и близко знаком с персонажами, что они готовы раскрыть перед ним душу и быть предельно откровенными.Каждый из троих уверен, что знает, как все было.
Впервые на русском – новейший роман современного английского классика, «самого изящного стилиста и самого непредсказуемого мастера всех мыслимых литературных форм» (The Scotsman). «„Элизабет Финч“ – куда больше, чем просто роман, – пишет Catholic Herald. – Это еще и философский трактат обо всем на свете».Итак, познакомьтесь с Элизабет Финч. Прослушайте ее курс «Культура и цивилизация». Она изменит ваш взгляд на мир. Для своих студентов-вечерников она служит источником вдохновения, нарушителем спокойствия, «советодательной молнией».
Хотелось бы найти и в Калаче-на-Дону местечко, где можно высказать без стеснения и страха всё, что накипело, да так, чтобы люди услышали.
Вид могучего красавца, сиднем сидящего в роли охранника городских Сурских бань, навел автора на рассказ о семье упорного и хозяйственного хуторянина Каргина.
В конце зимы пришла из поселка весть: умерла соседка, тетка Фрося. И вспомнилось автору, какой она была…
Из города в родной хутор наведался Вася Колун, молодой, да неустроенный мужик. Приехал сытым, приодетым — явно не бедовал. Как у него так вышло?
«Вот она, жизнь. Вроде и не больно короткая, а все равно на один огляд».
Случайно найденная в заброшенном чуме тетрадь неожиданным образом повлияла на судьбу молодого геолога. Находясь долгие месяцы в окружении дикой природы, он вдруг стал её «слышать». Между ним и окружающим миром словно проросли первобытные нити связей, мир этот явился живым и разумным, способным входить в контакт с человеком и даже помогать или наказывать его за неразумные поступки.
Эшли Спенсер.Девушка, которую преследует смерть.Дважды она чудом избежала гибели от рук маньяка, убившего всю ее семью.Но убийца пообещал вернуться – и теперь, годы спустя, похоже, намерен сдержать обещание.Полиция, когда-то его упустившая, снова медлит...И Эшли понимает – если она не встретится с человеком, ставшим кошмаром всей ее жизни, и не победит его, то неминуемо погибнет.Помощи ждать неоткуда.Доверять нельзя никому!
Синдзю — двойное самоубийство отчаявшихся влюбленных — совсем не редкость в Эдо — столице Японии самурайской эпохи Токугава. Дознание в таких случаях не более чем формальность…Но молодой ерики Санно Исиро, ведущий это дело, совершает все новые неожиданные открытия…Погибший юноша — нищий художник из «веселого квартала» — вообще не интересовался женщинами.А девушка — юная аристократка — похоже, случайно соприкоснулась с какой-то важной тайной.Наконец, на телах «незадачливых влюбленных» найдены следы, явно указывающие на насильственную смерть.Так… было ли вообще совершено синдзю?
История «маленького человека», рисковавшего жизнью три раза в день — за завтраком, обедом и ужином… Роман-мистификация, роман-комедия, роман-игра, стилизованный под ренессансную «комедию нравов» и уносящий читателя в блестящую Италию эпохи Возрождения. Блестящий стиль, великолепная галерея персонажей, острый юмор и увлекательный сюжет заставляют читать на одном дыхании — и с наслаждением перечитывать…
«Жили они долго и счастливо и умерли в один день…» К сожалению, такое бывает только в сказках! А в жизни Джулия Беренсон, долгие годы мучительно переживавшая смерть любимого мужа, постепенно забывает боль утраты и начинает задумываться о новом счастье. В поклонниках, предлагающих ей руку и сердце, нет недостатка, — и каждый из них, в сущности, может стать хорошим мужем. Но чем дальше, тем яснее становится Джулии, что один из ее верных и добрых поклонников — совсем не тот человек, за которого себя выдает…