Баженов - [29]

Монтескье выступает против «злоупотреблений власти». Он пишет: «Если в руках одного и того же лица или учреждения власть законодательная соединена с исполнительной — свободы не существует». Этот аргумент императрицу не устраивает. И она логично, как ей кажется, доказывает разумность противоположного: «Пространное государство предполагает самодержавную власть в той особе, которая оным правит». «Всякое другое правление не только было бы России вредно, но и вконец разорительно».

Оправдание своей монархической позиции Екатерина находит и у западных философов. Она учится у Вольтера примирять свободу с могуществом абсолютной власти. «…все прочие, — пишет она в 1764 году, — медлительнее в исполнениях и многое множество страстей разных в себе имеют, которые все к раздроблению власти и силы влекут, нежели одного государя, имеющего все способы к пресечению всякого вреда и почитающего общее добро своим, собственным».

Екатерина строит для себя следующую формулу: произвол — это бесчеловечно. Миром должен править разум. Но его должен кто-то олицетворять. Вольтер учит, что таковым должен являться просвещенный монарх — верховный судия и покровитель справедливости, честности, разума. Таким образом, Екатерина с помощью авторитетных философов решает давнишний спор о том, что такое «хороший царь» и почему самодержавная власть может быть наилучшей формой правления.

У Вольтера, между прочим, Екатерина нашла и то, что, по ее мнению, недоставало у Монтескье, который выдвигал слишком общие тезисы, подвергал многое жесточайшей критике, из чего почти следовало, что надобно все радикально менять. Вольтер не столь мрачен. Он признает абсолютную власть и допускает возможность свобод, в том числе свободу нравов, предлагая, как дотошный лекарь, лечить конкретные язвы на теле общества.

Так в своем Наказе императрица помирила Монтескье и Вольтера. Теперь ей предстояло запастись лекарствами для лечения язв. В этом деле большую услугу ей оказал другой философ — итальянец Беккарий. Почти вся десятая глава Наказа «Об обряде криминального суда», посвященная уголовному праву и исправлению нравов, — это мысли, взятые из книги Беккария «О преступлениях и наказаниях». Этот философ во многом расходится с Монтескье и ближе к идеям Руссо, которому Екатерина покровительствовала, но произведения коего не всегда почитала. Беккарий выступал в защиту угнетенного большинства, против привилегий дворянства. Однако Екатерина умудрилась и на сей раз найти примиренческую стезю, встав на абстрактную позицию «блаженства всех и каждого». Она проповедует в Наказе всеобщее человеколюбие и терпимость, выступает против пыток, за гласность суда, за «приведение в совершенство воспитания», за широкое распространение просвещения. «Преуспев, по мнению моему, в сей работе довольно, — пишет Екатерина, — я начала казать по частям, всякому по его вкусу, статьи, мною заготовленные, людям разным…» Первоначальное знакомство «по частям» и «по вкусу» — это был тактический прием. Наказ был составлен так, что различные его страницы отвечали вкусам, запросам и умонастроениям самых разных людей. Такой метод прочтения пропагандистски был выгоден. У представителей разных сословий создавалось впечатление, что императрица разговаривает с ними на понятном для них языке, читает их сокровенные мысли. Общественное мнение сложилось благоприятное. Оно распространилось и за пределы России. Екатерина велела разослать отдельные перепечатанные или переписанные от руки главы Наказа писателям, философам, просветителям с мировыми именами. Их авторитет и осведомленность о новшествах в России были нужны ей для пропаганды своей деятельности. Цель была достигнута. Екатерина популярностью затмила всех своих зарубежных коллег. В письме к российскому посланнику в Париже Дмитрию Голицыну Вольтер писал: «Людовик XIV, расточавший свои щедроты писателям в Европе, стоит много ниже вашей Государыни: он требовал указания ему повсюду достоинств, а Императрица сама с ними ознакомилася. Веления своего сердца она подчиняем советам разума. Желаю, чтобы царствование ея было столь же продолжительно, как оно делает его достославным».

«Блаженство каждого и всех» — золотые медали с такой многообещающей надписью были выпущены специально для избранных депутатов, которым надлежало ознакомиться с Наказом и на заседаниях созданной комиссии разработать и утвердить новое уложение. Делегаты были избраны от всех сословий, государственных учреждений и органов власти, пахотных солдат, крещеных и некрещеных некочующих народов, за исключением помещичьих крестьян. Они съехались в Москву в 1767 году, 30 июля приняли в Успенском соборе присягу, а затем под командованием генерал-прокурора Вяземского отправились в Коломенский дворец. Здесь начались заседания, «при каждой статье родились прения».

Горы бумаг, протоколов, записок, докладов, предложений росли не по дням, а по часам.

17 августа в комиссию пришло пополнение из числа гвардейцев. В их числе был и Николай Новиков. Он стал вести «дневные записки в комиссии о среднем роде людей». Эта нелегкая, кропотливая, но интересная работа, к которой Новиков относился с увлечением, по существу, в дальнейшем и натолкнет его на журналистскую и издательскую деятельность.