Базельский мир - [72]

— Ой, Володя проснулся! — радостно воскликнула Валентина.

— Очнулся, скалолаз? — Комин повернулся назад. — Как самочувствие?

— Вроде неплохо, — ответил я. — Только нога болит.

— Специалист сказал, что кости целы, — Комин кивнул в сторону Лещенко.

Лещенко посмотрел на меня в зеркало заднего вида.

— Попробуй пошевелить.

Я выпрямился на сидении и подвигал ногой.

— Больно?

— Терпимо.

— Значит, жить будешь.

— Шапиро твой все предусмотрел, — сообщил Комин. — На случай падения он в трубе заранее маты постелил.

— А он сам где? — поинтересовался я.

— Растворился в тумане, — сказал Комин. — Мавр сделал свое дело, мавр может соскочить. Он, кстати, коробку с часами забрал. Сказал, у вас с ним договоренность была. Была?

— Была.

— Не соврал, значит. Вообще, неплохой мужик. Только нервный очень.

— Станешь нервным, — вздохнула Валентина, — когда такое вокруг, они же тут не привыкли…

Какое-то время ехали молча. За окном потянулись кварталы серых домов.

— А куда мы едем? — Я специально не торопился задавать этот вопрос, чтобы не расстраиваться раньше времени, потому что понимал — утешительного ответа на него быть не может.

— Валю надо к сыну завезти, — ответил Комин.

— Он здесь подрабатывает учеником автослесаря, — пояснила Валя, — еле уговорила, чтоб взяли.

«Или они все сошли с ума, или я», — подумал я.

— Приехали, — Лещенко свернул с дороги и притормозил около гаража под ярким желто-красным рекламным щитом. — Судя по адресу, здесь.

— Здесь, здесь, — подтвердила Валентина.

Комин вышел из машины, открыл заднюю дверь и подал Валентине руку.

— Ребята, у вас на все про все семь минут, — предупредил Лещенко. Комин кивнул, огляделся по сторонам и, придерживая Валентину за локоть, быстрым шагом направился с ней к стеклянной двери гаражного офиса.

Лещенко проводил их взглядом и усмехнулся.

— Ты пока в отключке лежал, пропустил тут бурю страстей. Я им говорю, давайте, когти рвать пора, в горы уходить. А Валентина ни в какую, у меня сын, говорит, мне к нему надо. Слезы, крик. А тут еще Шапиро с часами этими пристал. Даже немного стукнуть его пришлось, чтоб не верещал. — Поймав мой взгляд, Лещенко добавил: — Чисто символически. Без увечий. А с Валентиной-то, так просто не решается. Вот, пришлось везти. Тут, кажется, к свадьбе дело идет. Не в курсе ты?

— Нет, не в курсе, — ответил я.

— Пусть попрощаются, и махнем в горы. У меня там дачка, дня три-четыре отсидимся, пока ситуация прояснится. Там не найдут.

— Кто не найдет? «Смежники»? — вспомнилось зловещее словечко.

— Никто не найдет, — ответил Лещенко.

— А можно подробнее? И, желательно, с самого начала.

— С самого начала, — Лещенко усмехнулся. — Ишь, чего захотел!

Во мне вспыхнула злоба.

— Хватит строить из себя Джеймса Бонда! Чуть не поубивали всех! Какого черта!

Лещенко серьезно посмотрел на меня в зеркало. Провел руками по рулю, словно смахивая пыль.

— Комин был «активистом», — начал он. — Так у нас называют кадров с идеями, которые готовы на решительные поступки. На очень решительные. Сами идеи не так важны, это может быть все что угодно — религия, экология, марксизм, маоизм. Спецслужбы плотно работают с такими «активистами», направляют их, если нужно, защищают, а когда приходит время, «активист» срабатывает. Там, где нужно. Чаще всего активисты не знают о конторской опеке, в некоторых случаях им представляется какая-то версия о помощи со стороны конторы, которая позволяет им сохранить лицо. Это очень старый метод. Вспомни попа Гапона, Азефа. В каком-то смысле активистом был Ли Харви Освальд, и точно им был Мехмет Агджа, тот самый, что стрелял в папу римского. Неплохо было сработано, Ватикан порешал свои внутренние проблемы, а списали все на болгарские и советские спецслужбы, которым, если подумать, какое вообще дело до папы и Ватикана.

Контора берет под опеку активиста на ранней стадии и дальше ведет его, «растит», что называется. Готовый активист — это еще и товар, предмет торга и обмена между разными отделами внутри конторы или разными конторами. Мы же сейчас с американцами на почве борьбы с терроризмом дружим, так что тут практикуется обмен активистами. Комина взяли в разработку в Антарктиде американцы, он там свое дело сделал, проявил себя как ценный кадр с большим потенциалом. Наша контора им тоже заинтересовалась. Его передали. В порядке «перезагрузки» российско-американских отношений, так сказать. Меня назначили его куратором. Никаких конкретных планов на него пока не было, была поставлена задача «растить». То есть позволить ему побыть в роли идейного борца, накапливать вес, собирать единомышленников, устраивать какие-то акции в определенных рамках, но и помогать в случае форс-мажоров, как это было в Генуе.

— Это когда он вдруг исчез? — вспомнил я.

Лещенко кивнул:

— «Активисты» — мой профиль в конторе. Это трудная работа, многим конторским она не под силу, потому что, чтобы понимать активиста, надо самому быть немножко «активистом», нужно иметь собственные идеи, нужно иметь мечту. Для большинства конторских мечты и идеи — вредный балласт.

— И какая же у тебя мечта, если не секрет?

— Не секрет, — ответил Лещенко, — я тебе много раз о ней говорил. Моя мечта — это новая Россия, сильная и счастливая. Сейчас уже поистрепали слово «национальная идея», я его даже произносить не хочу. Новая Россия — это такие люди, как Комин, мечтатели, готовые бороться за свою мечту. И такие, как ты.