Базельский мир - [34]

— Прекрати! — прошипел я.

— Сколько? — не отставал Комин. — Пять лет? Семь?

— Четыре.

— Четыре года! — воскликнул Комин. — И посмотрите на него! Этот нездоровый вид, эти грустные глаза. Похож он на человека, который нашел свое счастье в Швейцарии? Я тоже скитаюсь по свету уже много-много лет. Дома нет, семьи нет. Зато я понял одну вещь! И я ее вам сейчас скажу. Земли обетованной не существует. Ее просто нет! Ни в Швейцарии, ни в Израиле, ни в России, ни в Америке. Нигде! И знаете, это даже Моисей понимал. Тот самый, из Ветхого завета. Он водил свой народ сорок лет по Синайской пустыне, чтобы они тоже это поняли. Он был косноязычный, так в Библии сказано, не мог по-другому объяснить. И люди все поняли неправильно. Поэтому Моисей не стал переходить Иордан. Исчерпал аргументы. Сказал, раз до вас не доходит, тогда, пожалуйста, без меня, лег на землю и умер от огорчения.

За соседним столиком начали шептаться. Седой, которому, должно быть, не хватало знаний английского, наклонился к соседу, тот пересказал ему историю про Моисея. Седому она не понравилась, он сдвинул брови и недобро уставился на Комина.

Комин продолжал, как ни в чем не бывало.

— Искать надо там! — он показал пальцем на облупленный потолок. — Царствие небесное! Почему оно небесным называется, не задумывались? Потому что там счастье для всего человечества. Это я не в религиозном смысле, мировые религии тысячи лет готовили человека к мысли, что ему нет места на земле, а теперь и наука это подтверждает. Все сходится! Одно к одному! И мы с вами, эмигранты, скитальцы, понимаем это лучше других! — Комин сделал паузу, чтобы глотнуть кофе.

Кассир, не теряя сонного вида, сказал что-то по-албански, за соседним столиком засмеялись.

— Что ты продаешь? — сказал седой по-русски.

— Продаю? — удивился Комин. — Ничего не продаю.

— Ты хочешь денег? — спросил седой.

— Нет.

— Что ты хочешь?

— Понимаете, — Комин хотел пододвинуть свой стул ближе к соседнему столику, но один из албанцев выставил ногу и загородил проход. — Окей, — Комин улыбнулся и остался на месте. — Понимаете, я хочу, чтобы вы, чтобы мы все, все люди перестали думать, что можем найти счастье, просто переместившись в страну поприличнее, из Албании в Швейцарию, например.

— Мы из Косово, — напомнил седой.

— Неважно, пусть будет Косово. Или Хорватия. Что угодно!

— Что ты имеешь против Косово? — нахмурился седой.

— Ничего не имею! — воскликнул Комин. — Прекрасное место!

— Это не место, это страна, — лицо седого налилось кровью.

Кассир снова подал голос, что-то неприятное в наш адрес.

Седой тряхнул шевелюрой и сказал по-английски.

— Убирайтесь отсюда! — и добавил по-немецки. — Раус!

— Друзья! Давайте успокоимся! — Комин поднял руки. — Я никого не хотел обидеть! Наоборот!

Седой произнес короткое балканское ругательство. Его приятели начали медленно подниматься из-за стола, один из них взял за горлышко пивную бутылку.

— Я хотел сказать… — начал Комин.

— Бежим! — я схватил Комина за рукав и что было сил потащил к выходу. Стол с грохотом опрокинулся.

Когда я был уже в дверях, в пяти сантиметрах от моей головы, как бомба, грохнула о косяк пивная бутылка, меня осыпало осколками.

Мы со всех ног бросились к машине, впрыгнули в нее и, визжа шинами, рванули с места.

Комин хохотал, как сумасшедший. Я, чертыхаясь, вытряхивал из волос осколки стекла.

— Что ты смеешься, идиот! — заорал я на него. — Они чуть не убили меня!

— Зато ты, наконец, проснулся!

— Иди ты к черту! Чтоб ты провалился со своими идеями! Все люди — братья! Хороши братья! Полюбуйся, кровь! — один осколок больно впился мне в кожу за ухом.

— Они не дали мне договорить! — Комин протянул мне бумажный носовой платок. — Вот провернем с тобой операцию в Базеле, ты увидишь, это будет совсем другое дело!

— Иди к черту со своим Базелем! — невозмутимый тон Комина еще больше взбесил меня. — Спаситель человечества хренов! Дубина! Идиот — вот ты кто! Угробили целый день на то, чтобы послушать сказки про Толстую Матильду! Ты слышал такое слово — «маркетинг»!? Все, чего хочет Амман — продавать свои часы еще дороже. Всё! Вон он и сочинил кучерявую историю, и борьбу с глобализмом приплел. А ты уши развесил! Американцы тебя поматросили, лещенки всякие. Князь Мышкин. Видали? Оставь меня в покое, понял? Не желаю иметь с тобой никаких дел!

Улыбка медленно сползла с лица Комина. Он шмыгнул носом и пожевал губами, словно пережевывал обиду.

— Оставить в покое? — повторил он. — Хорошо.

До самого Цюриха мы не сказали друг другу ни слова.

Католическое рождество и Новый год я собирался встретить с семьей в Копенгагене. В последние дни перед отъездом носился по городу, скупая подарки, спешно доделывал дела. В списке оставшихся дел среди прочего значилось «позвонить Томасу». Для этого звонка, помимо поздравлений с наступающими праздниками, был еще один повод. Старина Томас куда-то запропастился. Я регулярно читал газету «Цюрихзее цайтунг», в которой он работал, и в один прекрасный день вдруг обнаружил, что его фамилия исчезла из редакционного списка на последней полосе. Томас не любил свою работу, гипотетическое увольнение было его любимой темой на протяжении всего нашего знакомства, то он грозился податься в официанты, то собирался уехать в Таиланд или в Сибирь, где, как он думал, можно прожить на два франка в день. Выпустив пар за бокалом пива, Томас тянул ненавистную газетную лямку дальше. И вот — неужели наконец-то решился?