Байки приемного покоя - [30]

— Для начала покупаете водку.

— Начало мне нравится! А потом?

— Потом настаиваете на ней дубовую кору, добавляете соду, растворяете аспирин и насыпаете хлорку.

— И что мне потом с этим делать?

— А потом кладете туда свои зубы!

* * *

К зубному врачу, трясясь от страха, заходит больной.

— Придется удалить зуб, — говорит врач.

Больной трясется еще сильнее. Врач наливает ему стопку спирта:

— Выпейте для храбрости.

Больной выпивает и перестает трястись.

— Ну как, набрались храбрости?

— Ого! Пусть теперь кто-нибудь только попробует тронуть мой зуб!

* * *

В кабинете у зубного.

Врач, ковыряясь в зубе у пациентки:

— Ну-ка, милочка, издайте-ка ваш коронный душераздирающий вопль!

Пациентка (смущаясь):

— Ну зачем вы так, доктор, мне сейчас ни капельки не больно!

Врач:

— Ну, прошу вас, что вам стоит? А то там такая очередь ко мне! А через час начинается футбол, прямая трансляция!

* * *

В кабинет стоматолога открывается дверь, входят десять мальчиков.

— Мне нужно вырвать зуб, — говорит один из них.

— А остальным тоже?

— Нет, они пришли послушать, как я буду орать.

* * *

Приходит мужик к стоматологу удалить зуб. Врач мучился с ним полтора часа — зуб не поддается. Тогда он в сердцах говорит:

— Да, вы бы лучше пошли на товарную станцию, привязали свой зуб к последнему вагону, поезд тронется и зуб вырвет.

Встречает врач этого мужика через недельку, спрашивает:

— Как дела?

Тот открывает рот — ни одного зуба нет.

— Что случилось?

— Да я по вашему совету пошел на товарную станцию, привязал зуб. Поезд тронулся. Шесть вагонов с рельс сошло.

— А зубы?

— А зубы начальник станции выбил.

* * *

Зубной врач после проведенного лечения смущенно говорит пациенту:

— Простите ради Бога, но я, похоже, удалил вам здоровый зуб. Теперь придется рвать еще и больной.

Пациент отплевывается и тихо отвечает:

— Доктор! Какое счастье, что вы не окулист!

А.П. Чехов Хирургия

Земская больница. За отсутствием доктора, уехавшего жениться, больных принимает фельдшер Курятин, толстый человек лет сорока, в поношенной чечунчовой жакетке и в истрепанных триковых брюках. На лице выражение чувства долга и приятности. Между указательным и средним пальцами левой руки — сигара, распространяющая зловоние.

В приемную входит дьячок Вонмигласов, высокий коренастый старик в коричневой рясе и с широким кожаным поясом. Правый глаз с бельмом и полузакрыт, на носу бородавка, похожая издали на большую муху. Секунду дьячок ищет глазами икону и, не найдя таковой, крестится на бутыль с карболовым раствором, потом вынимает из красного платочка просфору и с поклоном кладет ее перед фельдшером.

— А-а-а, мое вам! — зевает фельдшер. — С чем пожаловали?

— С воскресным днем вас, Сергей Кузьмич. К вашей милости. Истинно и правдиво в псалтыри сказано, извините: «Питие мое с плачем растворях». Сел намедни со старухой чай пить и — ни боже мой, ни капельки, ни синь-порох, хоть ложись да помирай. Хлебнешь чуточку — и силы моей нету! А кроме того, что в самом зубе, но и всю эту сторону. Так и ломит, так и ломит! В ухо отдает, извините, словно в нем гвоздик или другой какой предмет: так и стреляет, так и стреляет! Согрешихом и беззаконно-вахом. Студными бо окалях душу грехми и в лености житие мое иждих. За грехи, Сергей Кузьмич, за грехи! Отец иерей после литургии упрекает: «Косноязычен ты, Ефим, и гугнив стал. Поешь, и ничего у тебя не разберешь». А какое, судите, тут пение, ежели рта раскрыть нельзя, всё распухши, извините, и ночь не спавши.

— М-да. Садитесь. Раскройте рот!

Вонмигласов садится и раскрывает рот.

Курятин хмурится, глядит в рот и среди пожелтевших от времени и табаку зубов усматривает один зуб, украшенный зияющим дуплом.

— Отец диакон велели водку с хреном прикладывать — не помогло. Гликерия Анисимовна, дай Бог им здоровья, дали на руку ниточку носить с Афонской горы да велели теплым молоком зуб полоскать, а я, признаться, ниточку-то надел, а в отношении молока не соблюл: Бога боюсь, пост.

— Предрассудок. (пауза). Вырвать его нужно, Ефим Михеич!

— Вам лучше знать, Сергей Кузьмич. На то вы и обучены, чтоб это дело понимать как оно есть, что вырвать, а что каплями или прочим чем. На то вы, благодетели, и поставлены, дай Бог вам здоровья, чтоб мы за вас денно и нощно, отцы родные, по гроб жизни.

— Пустяки. — скромничает фельдшер, подходя к шкапу и роясь в инструментах. — Хирургия — пустяки. Тут во всем привычка, твердость руки. Раз плюнуть. Намедни тоже, вот как и вы, приезжает в больницу помещик Александр Иваныч Египетский.

Тоже с зубом. Человек образованный, обо всем расспрашивает, во все входит, как и что. Руку пожимает, по имени и отчеству. В Петербурге семь лет жил, всех профессоров перенюхал. Долго мы с ним тут. Христом-богом молит: вырвите вы мне его, Сергей Кузьмич! Отчего же не вырвать? Вырвать можно. Только тут понимать надо, без понятия нельзя. Зубы разные бывают. Один рвешь щипцами, другой козьей ножкой, третий ключом. Кому как.

Фельдшер берет козью ножку, минуту смотрит на нее вопросительно, потом кладет и берет щипцы.

— Ну-с, раскройте рот пошире. — говорит он, подходя с щипцами к дьячку. — Сейчас мы его… тово. Раз плюнуть. Десну подрезать только, тракцию сделать по вертикальной оси и все. (подрезывает десну) и все.