Байки - [13]
Что-то не так, думаю. Взял старую географию, сын ещё учился по ней. Нашёл Данию, читаю. Господи, да ведь этой Дании-то всего ничего! Её же всю можно на моём пустыре разместить, а если покомпактней, то в крапиве ещё и для австрияков места хватит. Да как же там земле-то не блестеть? Население – у нас коров в совхозе до перестройки было больше, это уж как перестроились, стало как в Дании населения. А сколько городов! Разделил население на число городов, это что же – по двести граждан на город? Да ведь это же нашу деревенскую знать посели в таком городе, и будут жить, поджав ноги, как цапли на болоте. А если весь народ деревни? А если района? Это ж будет не Дания, а лагерь беженцев. А ведь этого датчанина хорошо напоить, да вынести в мои лопухи, он же, протрезвев, до старости будет плутать и не выберется. Вот тебе и Европа.
У них там гора есть, Альпа называется. Снизу, вроде, как гора – трава, цветочки, а вверху снег да лёд. Вот они облепили эту гору, как мухи навозную кучу, и на каждом километре новое государство, а то и два. У нас в деревне у Ивана Ивановича огород сразу на трёх горах стоит, как пахать, так и материт матушку землю, что гор понаделала в его огороде. А они все на одной горе уживаются.
Я не представляю Россию без лопухов, крапивы и лебеды. Если б не они, что бы мы в войну ели? Уничтожение этих растениев будет стратегической интервенцией. Если мы лебеду на тюльпаны заменим, тут и смерть россиянам, и добивать некого будет.
Шедевра
Слышал я, что под старость все пишут мемуары. Что это такое точно не знаю – навроде того, что можно соврать, что хочешь: городи и всё. Решил и я немного изобразить про свою жизнь в разрезе деревни. Маюсь месяц, второй… Куда обратиться за советом?
Вспомнил, что Митюха у нас жив ещё. Это парторг у нас такой был. Сколько помню его, всё в парторгах был. Партии уже нет, а парторги остались. Он у нас самый умный был, три недели учился в речном училище, и его все уважительно зовут Капитаном-парторгом. Сядет, бывало, пьяный на берегу и кричит в пустую бутылку: «Лево руля! Право руля! Так держать!» И сам себе отвечает: «Есть так держать». А ещё он горазд был говорить речи и любого мог перепить, за то и держали в партии.
А к нему за советом без бутылки не заходи. Купил я и пошёл. Читаю ему, он слушает, кряхтит, изредка ёрзает.
– Вот, – говорю, – и всё прочёл я тебе. Ты уж извини, что я про твоё капитанство так откровенно.
Он как вскочит, начал меня хлопать по плечу.
– Это же, – кричит, – ШЕДЕВРА!
– Ну, ты, Митюха, даёшь! Не ожидал я от тебя таких слов… Не думал, что так оскорбишь. Может, я не так грамотен, может, не умею кричать «Лево руля!», но всё от души.
– Да ведь я тебя наоборот – хвалю…
– Как же хвалишь, когда такими словами называешь, что у нас так даже собак не кличут, у них клички поприличнее, а ты – шедевра.
– Да ведь это же, – говорит, – когда картина или книга особенная… Нет, когда, картина, кажись, «шедевер» называют. Али икона древняя…
– Вот иконы ты не тронь! Это у вас в партии над иконами изгальство чинили, а я человек верующий, при мне не смей! – и в лоб ему.
Митюха взъярился:
– Я, – кричит, – твою вонючую писульку так похвалил! Думал, ты окрылеешь да ещё в магазин слетаешь, а ты драться! Орденоносец-медалист!
Это меня так в деревне обзывают после того как медаль вручили. К нам по разнарядке райкома на колхоз медаль пришла, хотели по жребию вручить, а пока тётка из райкома ехала, у нас все влёжку. Стояли я, да капитан-парторг. Вот мне и прикололи. А как прикололи, я тоже в отруб. Тётка кричит: «Обманули!», но капитан-парторг сказал: «Это он не спьяну, а от волнениев упал». Тётка успокоилась, уехала.
Вот они и кричит:
– Ах, ты! Медалист! – и хрясь меня тоже.
– Так бы и сказал, что «писулька», я бы не обиделся, а то надо оскорбить, да ещё больнее: «шедевра»… Вот всегда у вас, у коммунистов так.
Капитан успокоился и говорит:
– А зачем тебе надо было писать, что вы моим именем быков, да жеребцов называли? То Митюхой, то Капитан-парторгом?
– Но мы же кару понесли. Конюх два года отсидел за то, что жеребца Парторгом назвал.
– Отсидел, а толку. Что он вытворял, когда пришёл. Я, кричит, порешу всех, мне теперь блатному в тюрьме лучше, чем в конюшне. А как меня стал звать?
– Ну, жеребцом, так ведь недалеко от истины. А ты всё же брось хорошее дело обзывать «шедеврой». Нельзя же так с человеком, если он себя Толстым почувствовал. У нас какая-никакая гордость имеется, а ты – ШЕДЕВРА! Сейчас вот тебя начнём звать Капитан-парторг-шедевра, как тебе понравится?
Песня для мужа
Наша деревенская ругательница Глаха, отчаянная и мощная баба, попалась мне с пустыми вёдрами навстречу, когда мне очень нужна была удача, иначе хоть в петлю. Я и бухнул какую-то язвительность насчёт бабы, пустых вёдер и чёрта.
Ох, что тут было! А надо сказать, она всегда на взводе, гонит человек самогоночку и, чтоб не было браку, снимает пробу. Такое она мне выдала, такие изречения и обороты, что я никогда не слыхивал даже в самой блатной компании. Вроде слова всё знакомые, та же матершина, что всегда, а как составила, да как вывернула!
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
Русская натурфилософская проза представлена в пособии как самостоятельное идейно-эстетическое явление литературного процесса второй половины ХХ века со своими специфическими свойствами, наиболее отчетливо проявившимися в сфере философии природы, мифологии природы и эстетики природы. В основу изучения произведений русской и русскоязычной литературы положен комплексный подход, позволяющий разносторонне раскрыть их художественный смысл.Для студентов, аспирантов и преподавателей филологических факультетов вузов.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.
В монографии раскрыты научные и философские основания ноосферного прорыва России в свое будущее в XXI веке. Позитивная футурология предполагает концепцию ноосферной стратегии развития России, которая позволит ей избежать экологической гибели и позиционировать ноосферную модель избавления человечества от исчезновения в XXI веке. Книга адресована широкому кругу интеллектуальных читателей, небезразличных к судьбам России, человеческого разума и человечества. Основная идейная линия произведения восходит к учению В.И.