Байки кремлевского диггера - [47]

Вскоре я поняла, что и тут я жестоко ошиблась.

* * *

Мне пришлось прождать Путина у него в приемной почти два часа – его помощник то и дело подходил ко мне с вежливой грустью на лице: Очень важное совещание, извините нас, Елена Викторовна…

Когда совещание, наконец, закон чилось, мне сказали, что остался всего-навсего один посетитель и что это буквально на пять минут, после чего Владимир Владимирович – целиком в вашем распоряжении!.

Последним посетителем оказался не кто иной, как Николай Ковалев – путинский предшественник на посту директора ФСБ, которого Ельцин выгнал за несколько месяцев до этого.

Встреча Путина с отставником, как мне и обещали, действительно носила характер блицкрига, и когда Ковалев через считанные минуты с растерянным лицом выпал из своего собственного бывшего кабинета, я от неожиданности простодушно произнесла вслух слегка неполиткорректный вопрос, который у меня вертелся на языке:

– А что вы вообще здесь делаете?

– Да вот, зашел к Владимиру Владимировичу посоветоваться, что мне делать дальше… Хочется быть как-то полезным Родине… – с видом наказанного школьника стал как будто оправдываться Ковалев.

Видно, ничего полезного для Родины Путин в Ковалеве не нашел: через несколько месяцев я случайно встретила бывшего директора ФСБ в мэрии, чуть ли не бегающим на посылках у Лужкова в Отечестве.

* * *

Выпроводив от себя тень прошлого, Путин, к моему несчастью, решил компенсировать мне долгое ожидание.

Он говорил много. Нудно. И бессодержательно.

Впрочем, когда я перечитала это интервью сейчас, даже в самой нудной его части оказался забавный нюанс. Для любителей поспорить о том, насколько длительной и продуманной была операция Путин – президент, там содержится прямое доказательство того, что в декабре 1998 года он еще был ни сном ни духом о своей будущей карьере престолонаследника. И более того – он вообще опасался, что даже его нынешняя, скромная карьерка вполне может скоропостижно покатиться в тартарары. Путин в тот момент явно сомневался не только в своей личной судьбе, но и в том, что ельцинский режим просуществует хотя бы отпущенный ему по конституции срок.

– Что касается слухов о моей отставке, – говорил, например, Путин, – то сам факт ясен: президент четко заявил, что он не собирается баллотироваться на третий срок. Значит, мы с вами понимаем, что будущий президент, конечно, на этом месте захочет иметь квалифицированного, но преданного ему человека. Ясно, что мне придется уйти. Борис Николаевич знает, что я к этому отношусь совершенно спокойно. Для меня это – интересная и почетная страница в жизни, которая когда-то будет перевернута… Что для России необычайно важно: ФСБ должна сохраниться как единая, мощная, исключительно федеральная и вертикально образуемая система. Таких структур сейчас немного… После того как его ответ на мой первый вопрос занял почти полчаса (при том что я точно знала, что все эти полчаса пошлейших рассуждений о роли доблестных органов мне придется выбросить как абсолютно несъедобные для публикации), я всерьез заволновалась. Я четко знала, что в оставшиеся на моей кассете полчаса мне надо раскрутить Путина на разговор о том, кто в реальности руководит страной – Ельцин или премьер Примаков, на которого из-за болезни президента возлагалось все больше полномочий главы государства.

Пришлось перейти к делу безо всяких прелюдий.

Я резко прервала поток чекистского сознания:

– Как часто вы сейчас лично общаетесь с президентом?

– Примерно раз в месяц… – честно сознался в чудовищном для страны факте шеф главной спецслужбы государства.

– А с премьером Примаковым – чаще, чем с президентом?

– Да, чаще, – с искренностью Павлика Морозова ответил Путин. – В неделю раза четыре бывает. Иногда чуть пореже – раз в неделю. А бывает – и через день…

– То есть все текущие оперативные вопросы вы решаете с Примаковым? – безмятежным тоном уточнила я.

Путин с готовностью подтвердил:

– Да, текущих оперативных вопросов так много бывает – и по линии МИДа, и по линии Министерства экономики, и по линии Министерства обороны, и по линии внешнеэкономических связей, и по линии военной контрразведки. Поэтому Евгений Максимович звонит мне и на работу, и домой, а если у меня есть необходимость, то я тоже всегда ему звоню…

И тут я, наконец, задала главный вопрос, очевидно вытекавший из его предыдущих ответов:

– Таким образом, вы сейчас напрямую подчиняетесь Примакову? Получается, все президентские функции оперативного управления силовиками переданы главе правительства?

Поняв, что сам загнал себя в угол, Путин попытался запутать следы:

– У нас никаких сложностей здесь нет! Мы замыкаемся напрямую на президента. Это никак не мешает главе правительства работать с нами в оперативном режиме…

Но после его предыдущей откровенности насчет месячного лимита контактов с президентом Ельциным все эти слова звучали вполне бессмысленно.

Путин признался в главном: Примаков, пользуясь слабостью Кремля и болезнью президента, уже совершил в стране ползучий переворот и де-факто получил президентскую власть. И главное – власть над спецслужбами. И то, что Путин так спокойно в этом признавался, свидетельствовало либо о его глубоко пораженческих настроениях, либо о надежде найти общий язык с новой властью – например, на почве возрождения спецслужб. Благо ведомства, выходцами из которых они с Примаковым являлись, были родственными.