Байки из космоса - [46]

К половине девятого пришли почти все жители городка, за исключением семнадцати детей и миссис Сомс, которая приглядывала за ними в здании школы на дальнем конце улицы. Пиксвиллских детей ни за что на свете не подпускали к дому Фремонтов с тех пор, как с Энтони рискнул поиграть бедняга Фрэд Смит. Остальные либо забыли про него, либо слышали от взрослых, что это чрезвычайно милый гоблин, к которому им тем не менее категорически запрещено приближаться.

Дэн и Этел Холлис припозднились; Дэн вошел, ни о чем не подозревая. Пэт Рейли играл на пианино до тех пор, пока не заломили натруженные за день руки; наконец, он встал, и все сгрудились вокруг Дэна Холлиса, чтобы поздравить его с днем рождения.

— Будь я неладен! — с усмешкой проговорил Дэн. — Настоящее чудо! Я ничего подобного не ожидал. Потрясающе!

Все стали вручать имениннику подарки — в основном, собственные изделия, а также свое имущество, которое отныне будет принадлежать ему. Джон Сипик преподнес ему брелок в виде часов, вырезанный вручную из древесины пекана. Часы Дэна сломались год тому назад, и никто в деревне не мог их починить, однако он по-прежнему носил их при себе, твердя, что это еще дедовский сплав золота и серебра. Теперь он прицепил брелок на цепочку от часов; все со смехом признали, что Джон превзошел себя. Мэри Сипик подарила Дэну вязаный галстук, которым он тотчас заменил тот, в котором пришел.

Рейли вручили ему шкатулку собственного изготовления для разных мелочей. Они не уточнили, для каких именно, и Дэн сказал, что станет хранить в ней личные драгоценности. Рейли смастерили шкатулку из ящичка для сигар, аккуратно вынув из него бумагу и выстелив дно бархатом. Снаружи она была отполирована, и Пэт покрыл ее резьбой, которая тоже заслужила похвалы. Дэн Холлис получил много других подарков, в частности, трубку, пару ботиночных шнурков, булавку для галстука, пару носков, сливочную помадку и старые подтяжки.

Каждый подарок он с огромным наслаждением разворачивал и цеплял на себя все, что только мог, даже подтяжки. Раскурив трубку, он заявил, что никогда так не блаженствовал, хотя это вряд ли соответствовало действительности, так как трубка еще не была обкурена. Она хранилась у Пита Маннерса без применения с тех пор, как он четыре года назад получил ее в подарок от родственника из дальних краев, не знавшего, что Пит бросил курить.

Дэн с великой осторожностью набил трубку табаком. Табак представлял собой невероятную ценность. Пэт Рейли по чистой случайности посадил у себя в заднем дворе немного табаку незадолго до того, как Пиксвилл постигла эта участь. Рос табак неважно, приходилось его сушить, потом крошить, что только повышало его ценность. Вся деревня пользовалась деревянными мундштуками, изготовлявшимися стариком Макинтайром, для сбережения окурков.

Последней преподнесла свой дар — пластинку — Телма Данн. Взгляд Дэна затуманился еще перед тем, как он открыл конверт: он догадался, что в нем пластинка.

— Надо же! — тихо произнес он. — Что же на ней? Я даже боюсь смотреть…

— У тебя этой записи нет, дорогой, — с улыбкой сказала Этел Холлис. — Помнишь, я спрашивала у тебя насчет песни «Ты — мое солнышко»?

— Надо же!.. — повторил Дэн. Он медленно снял бумагу и стал вертеть в больших руках пластинку с испиленными бороздками и поперечными царапинами. Потом он с сияющим видом обвел глазами комнату. Все улыбнулись ему в ответ, зная, какой восторг он испытывает.

— С днем рождения, дорогой! — воскликнула Этел, обнимая и целуя мужа.

Он бережно придерживал пластинку, чтобы жена не повредила ее, прижимаясь к нему.

— Полегче! — взмолился он, отстраняясь. — У меня в руках сокровище.

Жена продолжала его обнимать. Он огляделся. В его глазах горело нетерпение.

— А мы могли бы прямо сейчас ее проиграть? Я бы все отдал, чтобы послушать что-нибудь новенькое. Только начало, оркестр, до того, как вступит вокал Комо.

Все помрачнели. Молчание затянулось. Наконец Джон Сипик сказал:

— Лучше не надо, Дэн. Ведь мы не знаем, когда начинается пение. Риск слишком велик. Возьми себя в руки и потерпи до дому.

Дэн Холлис нехотя положил пластинку на буфет вместе с остальными подарками и машинально проговорил:

— Очень хорошо. — Его тон был разочарованным. — Очень хорошо, что я не могу услышать ее прямо здесь.

— Да, да, — заторопился Сипик, — отлично! — Торопясь загладить оплошность Дэна, не скрывшего свое разочарование, он повторил: — Хорошо, отлично!

Все сели ужинать. Свечи освещали улыбающиеся лица. Угощение было съедено до последней крошки, до последней капли вкуснейшей подливки. Мать Энтони и тетю Эми засыпали комплиментами: удалось и жаркое, и горох с морковью, и нежная кукуруза. Кукуруза была собрана, разумеется, не на поле Фремонтов — все знали, во что оно превращено, и позволяли ему тонуть в сорняках.

С равным энтузиазмом был поглощен десерт — домашнее мороженое и печенье. Переваривая угощение, гости переговаривались в колеблющемся свете свечей и ждали телевидения.

Телевизионными вечерами им не приходилось много бормотать себе под нос: у Фремонтов вкусно кормили, потом наступал черед телевидения, поэтому на размышления не оставалось времени. Всем доставляло удовольствие общение, а следить за своей речью все давно привыкли. Если кому-нибудь в голову приходила опасная мысль, человек принимался бессвязно бормотать, прервав свою речь на полуслове. Остальные оставляли его в покое, пока он не отгонял невеселые мысли и не умолкал.