Байки из блога - [10]

— «Да» — просипел я и откашлявшись, передал ему необходимые инструкции.

Заперев за ним дверь, я выключил в баре свет и открыв дверь кухоньки сказал — «Ну давай, чтоли, свою вонючую сигару, Билли…»

* * * * *

Небольшое окошечко в двери подсобки было мутным. Через него был виден короткий коридор, ведущий в бар и часть барной стойки. С тех пор, как я, Бог знает сколько лет назад, прикрепил поверх него плакат, изображающий Одри, говорящей по телефону, его никто и не мыл. Сейчас плаката не было. Утром Билли зашёл в подсобку, внимательно осмотрел плакат, осторожно отклеил его, свернул в рулон и пропал вместе с ним на три часа. Вернулся довольный, с тубусом под мышкой и картонной коробкой в руках. Из тубуса он достал освежённый, избавленный от следов пребывания мух, плакат, а из коробки — точную копию телефонного аппарата, по которому разговаривала Одри. Правда он утверждал, что это именно тот аппарат, но я не стал ввязываться в дискуссию. Кто его знает — может и тот… От Билли всего можно ожидать.

По мере того, как Билли всё больше и больше впадал в азарт и сыпал искрами, подготавливая, как он выражался, «психологический сеанс», мною всё сильнее овладевала апатия. К вечеру я совершенно расклеился и меня полностью отстранили от подготовки к «сеансу».

— «От тебя и так–то никакого толка нету, а неровён час и для тебя ещё придется сеанс магии устраивать» — со всей прямотой медиума заявил Билли — «Не путайся под ногами».

Мне выдали бутылку «Миллера» и сунули в дальний угол бара. В течении дня Билли постоянно пропадал и появлялся. Один раз он приехал в сопровождении очкастого ботаника с нечёсаными патлами и безумным взглядом, на лбу которого можно было смело ставить печать «Кибергений». Они притащили какую–то коробку и долго копались на кухне. В последний раз он появился уже после закрытия бара с девушкой в длинном плаще и накинутом на голову капюшоне. Они вошли через чёрный ход и немедленно скрылись за дверью кухоньки.

«Конспираторы…» — ехидно подумал я. Не смотря на все принятые меры предосторожности, в девушке безошибочно угадывалась старшая дочь ректора Массачусетской техноложки — «Открутит ему папаша голову…»

— «Дэнни!» — Билли выскочил из кухни, как чёрт из табакерки — «Давай, если надо, в туалет и иди в подсобку. Времени мало осталось, надо закончить ещё. А девушка не хочет, чтобы её видели — ну ты понимаешь…»

Я, кряхтя, поднялся и под конвоем был сопровождён сначала в туалет, а затем в подсобку. Поворачивая ключ в двери, Билли почему–то громко прошептал — «Я тебя потом выпущу. Сиди тихо…»

— «Надеюсь…» — пробурчал я и устроился в продавленном кресле. Я сидел и думал — почему Я так и не поговорил с Одри. Ведь у меня был шанс. У всех был шанс, пока она была жива… Теперь уже поздно…

В помещении бара раздавались приглушённые звуки какой–то возни, но меня это не интересовало. Я уже жалел, что впутал всех в эту историю и чувствовал какую–то странную вину перед Одри. Как будто я в чём–то предал её…

— «Дэнни!» — я вздрогнул от стука. Билли ещё раз настойчиво постучал — «Всё — уже почти время. Тихо!»

Меня вдруг внезапно охватило сильное волнение. Не в силах усидеть на месте, я на цыпочках подкрался к двери и заглянул в оконце. Увиденное произвело на меня сильное впечатление.

Помещение бара было погружено в темноту. Барная стойка целиком была покрыта красным бархатом. На краю её стоял старинный телефонный аппарат. Провод от него спускался вниз и скрывался, по всей видимости, за дверью кухни. Рядом с аппаратом горела свеча. Довершал картину портрет Одри, закреплённый над стойкой, чуть в глубине. Пятно света от свечи не достигало его, но он явно светился сам, призрачным холодным светом. Крупные капли пота выступили у меня на лице. Разумом я понимал, что тут не обошлось без технических ухищрений кибергения, но зрелище всё равно было потрясающим…

Одри слегка насмешливо смотрела прямо на меня. Казалось, сейчас она закончит телефонный разговор и примется за моё воспитание, дружески подтрунивая и искрясь весельем… Образ её был свеж и чист, словно умыт росой. Глаза сияли. Она прощала меня за всё, что я сделал и чего не сделал. И за то, что я сделаю. Каюсь — я заплакал. Я тоже любил её сейчас…

Совершенно выпав из реальности, я не сразу заметил, что на барную стойку упала чья–то зыбкая тень.

«Джонни пришёл!» — мгновенно окаменел я. Это был он. Медленно подойдя вплотную к стойке, он заворожено смотрел на портрет Одри. В неверном свете свечи, на лице его явно читалось ошеломление. Невидимый режиссёр не торопил события, решив в полной мере дать участникам и зрителям ощутить всю важность происходящего. Наконец, раздался приглушённый телефонный звонок.

Мы с Джонни вздрогнули. Непонимающе уставившись на аппарат, он замедленно снял трубку. Сначала он слушал, не решаясь заговорить, неотрывно смотря прямо на Одри. Затем закрыл глаза и заговорил. Я не слышал, о чём они говорили. Сквозь закрытую дверь до меня доносились лишь отзвуки его голоса. Но это не было монологом — он явно отвечал на вопросы, а под конец разговора даже улыбнулся.

Закончив разговор, он глубоко вздохнул и открыл глаза. В них была жизнь. Положив трубку, Джонни бросил долгий взгляд на портрет, повернулся и быстро вышел. Хлопнула дверь, мелькнула в окнах длинная тень, и всё стихло. Больше я его никогда не видел.