Байки деда Игната - [46]

А по военному городку галопировали слухи: «барон у наказного атамана», «барон у нашего генерала», «барон обедает», «барон… еще где-то…»

И вот, он настал, тот долгожданный смотр!

— Вот тут, на плацу, — показал дед Игнат поляну, на которой нас, курсантов, тоже выстраивали по разным поводам, — мы и побачили того Унгерна… Барон шел вдоль того строя и внимательно осматривал каждого казака, как говорится — с ног до головы, и через пятого-десятого указывал на того или другого, кто ему «показался». Идущий рядом вахмистр называл фамилию счастливца, и адъютант заносил ее в свой реестр. И так шеренга за шеренгой… Дед Игнат с первого захода попал в число отобранных, если не сказать — избранных, и продержался в этом числе на всех последующих смотрах.

С отобранными в первом заходе казаками Унгерн беседовал отдельно, расспрашивал о службе, о семье, а затем о каждом кандидате подробно говорил с отцами-командирами. Потом отобранных вновь построили на плацу — теперь уже с лошадьми, и отдельно тех, кто по условиям своей службы их не имел. Дед Игнат как раз был таким «безлошадным» — его, как знающего кузнечное и слесарное дело, вскоре после призыва определили в оружейную мастерскую, и он своего коня с оказией отправил в станицу.

После этого смотра число «безлошадных» заметно увеличилось за счет отбраковки их коней, непригодных по той или иной причине к службе в конвое. Учитывались все необходимые стати, и годная для обычного строя лошадь часто не соответствовала «гвардейским» требованиям. Всем «безлошадным» было предложено тут же в полку найти подходящих коней и выкупить их за казенный счет или обменять по договоренности с хозяевами. Начальству вменялось в кратчайший срок обеспечить эти манипуляции с наибольшим успехом: «бегом и угодно» (т.е., быстро и надежно).

У деда Игната на ту пору был хороший знакомец — казак Мышастовского куреня Павло Зозуля, у которого как раз и содержался самый что ни на есть подходящий конь, а сам Павло давно тянулся к оружейным мастерским и очень хотел туда перевестись. Нужно сказать, что мышастовец не ладил со своим вахмистром — уж больно тот был сердитым до рядовых казаков и безмерно ласковым для начальства — «шкура», одним словом. Чуть, бывало, тот Зозуля замешкается или еще что — тут же ему от вахмистра наряд вне очереди, да еще с приговором: знаем, мол, вас, мышастовских котов — мышей не ловите, потому и «мышастовские»!

 А незадолго до унгернского приезда, на лагерном выезде, Зозуля, будучи дневальным, где-то после обеда, когда все отдыхали, услышал из вахмистровой палатки зверообразный рык. Осторожно взглянув в ту палатку, Павло увидел, что это храпит их супостат-вахмистр. Видно, разморило его летнее солнышко после сытной едобы, и он, лежа на спине с открытым ртом, выводил такие рулады, что позавидовал бы полковой оркестр, если бы он, конечно, был без «великого» барабана и литавр.

Позвав напарника, своего земляка, тоже мышастовского, Павло показал ему это чудо-юдо, а потом предложил «пошутковать» над начальством — насыпать ему в рот чего такого — табаку, соли, а может быть, живых тараканов — мол, сами забрались в уютное для них место…

Сказано — сделано, брехать казак не свычен. Наловив жменю этих бесподобных тварей, Зозуля осторожливо проник к лежбищу вахмистра, всыпал их в разверзнутую пасть и скороспешно высклизнул из палатки, по-быстрому застегнув ее полы. Однако невеликую ширинку оставил, через которую они с напарником и наблюдали со злорадным наслаждением дальнейшее развитие событий.

Тараканы, попав в непривычное для них место, вначале как бы омертвели, но очень скоро пошевелились и подались к свету. «Шкура»-вахмистр, вероятно почувствовав нечто странное у самого своего нутра, притих, спросонья не понимая, что его беспокоит. Тут бы клятым насекомым тоже бы притихнуть, но они не осознали серьезность момента и всесильно продолжали карабкаться на волю. Что померещилось бедному вахмистру со сна, доподлинно неизвестно, но только морда у него покорежилась, он взревел как «скаженный бугай», поперхнулся зазевавшимся тараканом, вскочил и начал суматошно отряхивать усы и бороду, плеваясь, сморкаясь и кашляя. Зозуля и его товарищ порскнули от палатки, давясь от смеха и восторга — доняли-таки вахмистра, кавун ему печеный!

Прямых улик против дневальных у вахмистра не было, но лютость свою он умножил. Подозревая, видно,  что тут что-то не так, не естественно… И теперь он говорил, что от мышастовских всего можно ждать, такие уж они хитроныры и баламуты…

В общем, тот Зозуля окончательно понял, что житья ему впредь не будет, а тут такая оказия! Дед Игнат свел Павла с начальником мастерских, а коня его показал барону, и оба они, и конь, и его хозяин свои экзамены выдержали. Писаря шепнули друзьям, какую цену надо назначать за коня, чтобы не продешевиться, деньги ведь шли казенные, а казенное, как говорится, и в огне не тонет, и в воде не горит. И все решилось к взаимоудовлетворению: Зозуля перебрался в мастерские, уйдя из-под железной руки свирепого «шкуры»вахмистра, а дед Игнат без особенных хлопот заполучил славного коника, с которым благополучно отслужил в конвое положенный срок. Хороший был коник, на таком и перед царем было не стыдно погарцевать-покрасоваться. Дед его тут же переименовал в «Мальчика» (а кем же ему быть, как не «Мальчиком»?!) и быстро с ним подружился — понятливая была лошадка, строгая в строю и ласковая к хозяину.