Батя, Батюшко и Бэмби - [89]

Дверь открылась. Вопрос только в том, захочется ли Оле туда войти.

— Я вас не тороплю с ответом, понимаю, что надо все взвесить, оценить.

У него были очень красивые руки, ухоженные, но не изнеженные — по-настоящему мужские. Оля смотрела на эти руки и думала о том, что если бы такое предложение поступило в конце лета, да даже в сентябре, когда она была так свободна от всего… как бы все было по-другому.

«Слизень» обозвал ее морозильной камерой, а не женщиной. Тогда было больно, очень. А сейчас — нет. Он прав. Пусть будет морозильная камера. Так легче. Зато потом не страдать. И не вспоминать другие руки, которые когда-то точно так же клали на блюдце ложку.

— Знаете, у меня ребенок. Не сказать, что малыш, но еще и не подросток. Он сломал руку, сложный перелом. И я каждый день уезжаю с работы в обед, чтобы ему сделали массаж. Я не могу сидеть в офисе до девяти вечера по этой же причине. То предложение, которое вы озвучили, — очень интересное, оно открывает возможности и новые горизонты. Но оно так же предполагает и жизнь на работе. Я не могу его принять. Простите.

Вечером Оля пыталась заснуть сама, без помощи препарата. Ничего не получалось. Она лежала на спине и рассматривала в темноте потолок. Сквозь окно проникал чуть уловимый свет уличных фонарей, и тень от люстры создавала причудливый силуэт.

Вот кто она? Глупая женщина. Отказаться от такой работы. От такого романа. Но стоило только просто представить возможность свидания, становилось плохо. По-настоящему плохо. Оля не хотела свиданий. Она вдруг четко это поняла. Никаких свиданий. Никаких мужчин. Только покой. Покой.

В дверь не вошла. Кольцо Соломона пока не помогает.

И так не хватает доктора Айболита.

* * *

Телефон пиликнул в тот момент, когда Денис в третий раз задал себе вопрос, стоит ли читать дальше или хватит себя насиловать. Предмет статьи был интересен, но подан материал совершенно непригодным к восприятию образом. Или это у Дэна в последнее время с концентрацией внимания проблемы? А он так старается, нагружает голову, забивает ее, чтобы там не осталось места для иных, трудных и болезненных мыслей. Приняв окончательное решение, Денис отложил планшет и потянулся за телефоном.

А потом долго смотрел на экран. Вопрос, который там значился, уже вызывал недоумение: «Что такое психотропное?». А если присовокупить к вопросу его корреспондента…

Дэн: Привет. А почему ты спрашиваешь?

Никита: Увидел лекарство, решил про него прочитать. В интернете написоно, что психотропное.

Значит, «психотропное» мы пишем без ошибок, а в интернете «написоно». Эх, Никитос, Никитос…

Дэн: Где ты увидел это лекарство?

Никита: Дома.

Денис сел ровнее, локтем чуть не смел со стола планшет, едва успел поймать — реакция волейбольная выручила. Допил остатки остывшего чая.

Дэн: У Изольды Васильевны?

Никита: У мамы. Она сказала витамин от усталости.

Денис поперхнулся лимоном. Психотропные? От усталости? Что там происходит?!

Дэн: И мама их пьет?

Никита: Наверное.

Так. Та-а-ак. Как обычно в период напряженного раздумья, Денис принялся барабанить по столу. Хорошо бы попросить Никиту сфотографировать упаковку. Нет, нехорошо. Не так надо. Главное, не поднимать паники раньше времени. Пока он сам не разобрался. Хотя его ли это дело? Ушел ведь. Только хуже сделает всем. Вскроется — у него, у Оли, у Никиты. Уходя — уходи.

Не получается.

Дэн: А что, мама сильно устает в последнее время?

Денису долго не отвечали. Он успел встать, вымыть кружку, воткнуть в планшет зарядное устройство. Никита молчал. Может быть, парня загнали спать? Дэн бросил взгляд на часы. Начало одиннадцатого. Школьнику пора видеть первый сон. Но Денис ждал ответа. И он пришел.

Никита: Мама плачет. она думает что никто не видит а я вижу.

Дэн не смог сидеть. Поднялся на ноги, прошел до окна, назад к двери, снова к окну. Темнота, а в ней — подвешенные прямоугольники, желтые, оранжевые, иногда других цветов.

Зачем он спросил? И что теперь делать с этим ответом?

Это из-за него Оля плачет? А из-за кого же еще? Приручил Бэмби и бросил. А Бэмби — существа нежные и ранимые. Денис прижался лбом к стеклу. Кажется, в последнее время жест этот вошел у него в привычку.

А может быть, неприятности на работе, и это из-за них Оля… Да нет же, смешно. Дэн и сам не знал, хочет ли быть причиной ее слез. Жаль ее очень. А с другой стороны, получается, он для Оли… что-то значит? Настоящее, серьезное? Снова заныло в груди, но какой-то сладостной болью.

Чертов мазохист.

Денис вернулся за стол, взял телефон.

Дэн: Это лекарство как раз и принимают, когда плачут. Это не совсем витамины, хотя они могут помочь. Самое главное, помни, что они — только для взрослых. Понял меня?

Еще не хватало, чтобы Никита от большого усердия эти «витамины» принял. А что, у него тоже могут иметься показания.

Никита: Понял.

Как ты там, малыш? Я так хотел узнать, как у тебя дела, но понимал, что нельзя. Что надо молчать. А теперь что же? А теперь уже черт его знает что.

Дэн: Как у тебя дела, как рука?

Никита: мне сняли повязку, проходим Гоголя. Изольда его играла в театре а меня выгнали с футбола.

Денис снова вскочил на ноги. Что значит — выгнали с футбола?! Парень даже спит с мячом и про футбол может говорить столько же, сколько про зомби и скальпели.