Батраки - [20]
— Зато, может, оно светит в других краях, — говорили они.
— Там, где мой Юзусь… — прибавляла Маргоська. — А письма-то не видно!
— Может, он сам приедет или денег пришлет, — утешала ее Ягнеска.
— Э, вряд ли! Хоть бы он о себе весточку подал…
— Подаст, вы не тревожьтесь! Верно, нет никого, кто бы ему написал…
— Там есть наши…
— Кто знает, где? Да еще их проси, кланяйся. Всего бы лучше, если бы сам он был грамотный…
— Худо неграмотному, куда как худо! Да ведь школы-то не было… кто ж его мог научить?
— Про то и речь, милые вы мои! Беда!
Они оплакивали свою долю и весь свет… И всегда у них находилось, о чем поговорить. Темы не иссякали. Им было неплохо вместе в эти долгие вечера, когда одолевает дремота. Они разгоняли ее разговорами, пряли и смирялись со всем злом на свете, видя в нем волю божью. Зося снимала нагар с лучины, и нередко они засиживались до полуночи, а то и позже…
Однажды вечером неожиданно пришла сноха Хыбы. Маргоська обрадовалась.
— Хазьбета идет с куделью! — вскричала она. — И нам веселей будет…
— Да иду, невмоготу мне прясть в одиночку…
— А что там у вас делается?
— Раздоры, говорю вам, такие, что и… и слушать неохота.
— Ты садись на лавку! — Маргоська подала ей веретено. — Никак, что случилось, словно ты сама не своя?..
— А вы ничего не знаете?
— Ничего. Ведь мы никуда не ходим…
— Да ну вас тоже!.. Вся деревня только про это и толкует…
— Про что? — в один голос спросили обе, останавливая веретена.
— Жандармы Собка забрали…
— Господи помилуй! За что же?
— Пришли нынче, когда он вечерял, и увели его в острог…
— Что ж он такого натворил? Святые угодники!
— Хо! Что натворил… спросите вот! Убил мужика на Скалистом.
У слушательниц дух занялся.
— Разбойник такой, что жалко для него и острога. Повесить прохвоста, тогда опомнится…
— Да что же это! Что же это! — прошептала Маргоська.
— Не приведи бог, какой это висельник остервенелый! Сколько я от него натерпелась…
— А не слыхала ты, как это случилось?
— Как не слыхать! Пили они в корчме вместе с Томком из Скалистого, — ну, с этим, знаете, сыном покойницы Текли…
— Да, я знаю. Вечная ей память!
— Ну, пили они и пили, пока не стемнело…
— Когда ж это было?
— Третьего дня, вот когда был этот страшный ветер.
— С понедельника на вторник.
— Ну, спьяна-то, знаете, один другому чего-то наговорил, только не знаю, кто начал — Зысель говорит так, а мужики этак… Разве сообразишь? Но поругались они, знаете, как следует быть. Они бы еще в корчме подрались, да мужики их разняли… Тут с досады Собек опять за водку, пьет и пьет, наконец Зысель не стал ему больше давать. Он — на Зыселя. Зысель — в боковушку и заперся на задвижку. Тут со зла Собек разломал стойку и всю посуду переколотил вдребезги…
— Вот бешеный!
— И не говорите!.. Ну, в корчме ему уже нечего было делать, он и пошел прочь. А как раз перед ним ушел Томек…
— Они и сошлись!
— Как это было — не узнаешь. Собек говорит, что повстречал Томка по дороге и ткнул его кулаком раза два, не больше…
— Сколько же надо!
— А люди толкуют, что он до тех пор его молотил, пока сам из силы не выбился. Как сомлеет Томек, он, говорят, водой его брызгал, пока тот не очнется, и опять дубасит, так и добил…
— Похоже, что так…
— Мы ничего не знали. А сегодня он сам проболтался. Только не знал он, жив Томек или нет, пока жандармы не сказали, что помер…
— Достанется ему теперь!
— Еще бы! Человека убить — это не что-нибудь…
— А как старик?
— Бесится. А на кого злится, не поймешь. Сам ведь вырастил такого разбойника…
— Издавна Собку не сулили добра, издавна! Все отец виноват. Он, знаете, как его сызмальства учил? «Чуть кто тронет тебя, говорит, бери камень и лупи по башке!»
— Не пропала даром его наука…
— Видать, так!
— И как это у него совести хватило, милые вы мои! — говорила Ягнеска. — Человек ведь не скотина, мыслимо ли так избивать!
— И откуда такая ярая злоба?
— Спросите-ка! — ответила Хазьбета.
— Не стал бы он так, без причины…
— Сами знаете: где зло да беда, ищи бабьего следа.
— И то может быть…
— Не буду говорить, чего не знаю, — продолжала Хазьбета, — но думается мне, тут из-за Ганки вышло.
— Козеровой?..
— Из-за нее, конечно… Слыхала я, будто Томек от нее отступился, как узнал, что она уже не может ходить…
— До того ей худо?
— Мы ее с месяц не видали. Со дня на день ждет…
— Милые вы мои! Кто ж ей принес такое несчастье?
— Стало быть, счастье, раз она сама его нашла. Далеко-то ей не пришлось искать…
— Верно, Собек?
— Не кто иной…
— Ну, знаете, знаете, такого я тут наслушалась… — удивлялась Маргоська. — Вот Козере-то радость… Боже милостивый!
— Его водило, а дочку увело…
— И то!
— А как он обхаживал Собка. Господь и наградил его Собусем… поделом ему!
— Ох, люди, люди! Что же это творится на свете… слушай — не переслушаешь!
Долго они еще пряли в этот вечер, но немного прибавилось ниток на их веретенах. Зато рассказы тянулись беспрерывно, один за другим. Они бы до утра просидели, да нечем было светить.
Волей-неволей в полночь пришлось им отложить кудель. Хазьбета оделась.
— Не уходи еще! — просила Маргоська. — Посидим впотьмах, ничего.
— Да надо!
— Куда тебе спешить? Мужика своего пожалела…
— Боже! Такого мужика… И не говорите мне про него!
«В романах "Мистер Бантинг" (1940) и "Мистер Бантинг в дни войны" (1941), объединенных под общим названием "Мистер Бантинг в дни мира и войны", английский патриотизм воплощен в образе недалекого обывателя, чем затушевывается вопрос о целях и задачах Великобритании во 2-й мировой войне.»В книге представлено жизнеописание средней английской семьи в период незадолго до Второй мировой войны и в начале войны.
Другие переводы Ольги Палны с разных языков можно найти на страничке www.olgapalna.com.Эта книга издавалась в 2005 году (главы "Джимми" в переводе ОП), в текущей версии (все главы в переводе ОП) эта книжка ранее не издавалась.И далее, видимо, издана не будет ...To Colem, with love.
В истории финской литературы XX века за Эйно Лейно (Эйно Печальным) прочно закрепилась слава первого поэта. Однако творчество Лейно вышло за пределы одной страны, перестав быть только национальным достоянием. Литературное наследие «великого художника слова», как называл Лейно Максим Горький, в значительной мере обогатило европейскую духовную культуру. И хотя со дня рождения Эйно Лейно минуло почти 130 лет, лучшие его стихотворения по-прежнему живут, и финский язык звучит в них прекрасной мелодией. Настоящее издание впервые знакомит читателей с творчеством финского писателя в столь полном объеме, в книгу включены как его поэтические, так и прозаические произведения.
Иренео Фунес помнил все. Обретя эту способность в 19 лет, благодаря серьезной травме, приведшей к параличу, он мог воссоздать в памяти любой прожитый им день. Мир Фунеса был невыносимо четким…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова-Щедрина, в котором критически использованы опыт и материалы предыдущего издания, осуществляется с учетом новейших достижений советского щедриноведения. Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.«Благонамеренные речи» формировались поначалу как публицистический, журнальный цикл. Этим объясняется как динамичность, оперативность отклика на те глубинные сдвиги и изменения, которые имели место в российской действительности конца 60-х — середины 70-х годов, так и широта жизненных наблюдений.