Батраки - [16]
За ручьем, где продают скот, шуму еще больше. Пронзительно верезжат поросята, словно с них шкуру сдирают, и визг их смешивается с мрачным мычанием волов и жалобным блеянием овец. Как есть страшный суд! Душераздирающий рев животных наполняет всю ярмарку, сливаясь в сплошной гул.
Из многоголосого гомона вырываются отдельные слова, как из бурлящего потока тихое и неумолчное журчание. Ругаются и по-двое, и целыми толпами, что бы ни покупали… Тут какой-то хозяин выхваляет перед другим своих волов, тот их хулит… Там Иосель, мясник, плюет под ноги ловко надувшему его собрату и орет во весь голос:
— Чтоб тебе сквозь землю провалиться! Чтоб тебя вдобавок паралич хватил!
Громче всех кричат рабчане. Они божатся без зазрения совести, сто раз клянутся, говоря правду, и двести, обманывая в глаза… Это крестьяне, но они уже десятки лет занимаются торговлей.
Маргоська встала у забора. Коз она держала на веревке.
Тотчас со всех сторон ее обступили рабчане.
Она робко озиралась, высматривая Юзка, но он где-то пропал. Придется ей одной продавать.
— Сколько за них?
— Пятнадцать…
— Насмех вы это, что ли?!
Начали рядиться.
— Не сойти мне с этого места, больше семи не дам!
— Я семь с половиной!
— Я даю восемь!
— Ни полушки больше!
— Чтоб мне ноги сломать, если я что прибавлю!
Торговались не менее четверти часа — все для одного.
Совсем ее сбили с толку и, наконец, заплатили десять гульденов.
— Ну, слава богу, — прошептала Маргоська, сжимая деньги в руке. — Они бы рады задаром взять… Что за народ!
Она с нежностью поглядела на коз, перекрестила их на прощание и отправилась искать Юзка. Нашла его возле ратуши. Он стоял тут с другими парнями. Все были готовы в путь.
— Продали?
— Господь помог…
— За сколько?
— Недорого, Юзусь, недорого. За десять…
— Слава богу.
— Идете уже?
Мать жалобно поглядела на него.
— Только меня дожидаются…
— Постой-ка…
Она сунула руку за пазуху, достала тряпицу, развязала ее и принялась считать:
— Один, два, три… вот тебе все десять. На-ка!
— Один хоть себе оставьте… — прошептал Юзек, беря деньги.
— На что?
— Пригодится хоть на соль…
— Спрячь! Мы тут обойдемся. Тебе скорей понадобится.
— Так я вам пришлю.
— Сперва проси у господа бога здоровья. О нас не заботься. Как-нибудь перебьемся…
— Ну, пошли? — послышались голоса.
— Юзусь, сынок! Еще я позабыла тебе сказать: ты с кем попало не водись, работай хорошенько да береги здоровье, не надрывайся…
— Ну, ну, ладно!
— Да пиши нам, как тебе там живется.
— Оставайтесь с богом!.. — прошептал Юзек, целуя матери руку.
— Юзусь! Юзусь! — мать громко разрыдалась. Она обхватила склоненную голову сына обеими руками, и слезы градом брызнули на его волосы.
— Благослови тебя бог… пресвятая матерь его… — Больше она не могла вымолвить ни слова. Поцеловала его мокрые волосы и перекрестила широким крестом.
— Пора уже! — крикнули Юзку.
Он подошел к ожидавшим его парням, и всей гурьбой они двинулись к железной дороге. Издали Юзек еще раз обернулся и утер рукавом заплаканные глаза.
— На все воля божья! — чуть слышно проговорил он, догоняя остальных.
Маргоська долго смотрела ему вслед, кусая кончик льняного платка, который повязала в дорогу. А слезы, круглые как горох, скатывались с ее руки на землю.
Прохожие толкали ее. Она машинально отодвигалась и, не отрываясь, глядела в ту сторону, куда ушел Юзек — в далекий мир…
Наконец молча помолилась за него богу и плача пошла домой.
Зося выбежала к ней навстречу на берег.
— Мама, где козы?
— Продали.
— А Юзусь?
— Юзусь?.. — мать не могла говорить, ее душили рыдания. — Уехал, дочка.
— Но он скоро вернется?
— Вернется.
— Жалко вам коз, мамуся? — спросила девочка, заметив слезы в глазах матери.
— Иди, иди, дочка. Не болтай…
Они вошли в хату.
Мать опустилась на лавку, ей не хотелось двигаться, даже раздеться.
— Как тут пусто у нас! — прошептала она.
— Не горюйте, мамуся, мы купим других, и опять…
— Дочка моя… — мать притянула ее к себе. — Доченька!..
Она долго плакала над ней, а Зося утешала ее, как умела.
……………………………………………………………………..
Шла студеная, морозная зима, суровая к бедноте. Что у кого было, давно свезли с поля и глубоко попрятали. Батракам нечего было прятать. Милостив господь и матерь божья — может, они их не оставят…
Опустевшие поля пугают диким своим унынием… Весь мир мнится заброшенным перелогом. Кажется, только в редких зеленых клочках озими затаилась и чуть теплится жизнь, но проснется она лишь весной…
Мертвящий холод сходит на землю и обращает в скелеты сочные стебли растений.
Утрами белеет сухое жнивье и сереет влажная картофельная ботва. Пусто, пусто вокруг…
Бешеный вихрь несется по полям, виснет на сучьях и стонет…
Солнце остыло, не греет, земля леденеет, мороз…
С ветром прилетают хлопья снега, белые, как пух…
Верно, там, на небе, рассыпали перья, и они падают, падают сюда, на землю. Если бы это манна падала, боже мой! — думают бедняки. — Встарь господь был милостивее к людям… Не так, как теперь!
Чудно́ живут эти Сатры!.. Хатенка их стоит на самом берегу, маленькая, ветхая. На крыше дранка местами вылетела, щели в стенах такие, что впору рогатому волу пройти… А они знай пилят свои доски изо дня в день.
— Могли бы вы хату покрыть.
Польская писательница. Дочь богатого помещика. Воспитывалась в Варшавском пансионе (1852–1857). Печаталась с 1866 г. Ранние романы и повести Ожешко («Пан Граба», 1869; «Марта», 1873, и др.) посвящены борьбе женщин за человеческое достоинство.В двухтомник вошли романы «Над Неманом», «Миер Эзофович» (первый том); повести «Ведьма», «Хам», «Bene nati», рассказы «В голодный год», «Четырнадцатая часть», «Дай цветочек!», «Эхо», «Прерванная идиллия» (второй том).
Книга представляет российскому читателю одного из крупнейших прозаиков современной Испании, писавшего на галисийском и испанском языках. В творчестве этого самобытного автора, предшественника «магического реализма», вымысел и фантазия, навеянные фольклором Галисии, сочетаются с интересом к современной действительности страны.Художник Е. Шешенин.
Автобиографический роман, который критики единодушно сравнивают с "Серебряным голубем" Андрея Белого. Роман-хроника? Роман-сказка? Роман — предвестие магического реализма? Все просто: растет мальчик, и вполне повседневные события жизни облекаются его богатым воображением в сказочную форму. Обычные истории становятся странными, детские приключения приобретают истинно легендарный размах — и вкус юмора снова и снова довлеет над сказочным антуражем увлекательного романа.
Крупнейший представитель немецкого романтизма XVIII - начала XIX века, Э.Т.А. Гофман внес значительный вклад в искусство. Композитор, дирижер, писатель, он прославился как автор произведений, в которых нашли яркое воплощение созданные им романтические образы, оказавшие влияние на творчество композиторов-романтиков, в частности Р. Шумана. Как известно, писатель страдал от тяжелого недуга, паралича обеих ног. Новелла "Угловое окно" глубоко автобиографична — в ней рассказывается о молодом человеке, также лишившемся возможности передвигаться и вынужденного наблюдать жизнь через это самое угловое окно...
Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.
«Ботус Окцитанус, или восьмиглазый скорпион» [«Bothus Occitanus eller den otteǿjede skorpion» (1953)] — это остросатирический роман о социальной несправедливости, лицемерии общественной морали, бюрократизме и коррумпированности государственной машины. И о среднестатистическом гражданине, который не умеет и не желает ни замечать все эти противоречия, ни критически мыслить, ни протестовать — до тех самых пор, пока ему самому не придется непосредственно столкнуться с произволом властей.