Батарейцы - [69]

Помогли и разведчики. В разгар схватки из темноты ночи выскочил фашистский танк. Расчеты скрестили прицелы на нем, но вдруг, к удивлению бойцов, из танка повели огонь по гитлеровцам. Выстрел, второй, третий…

— Во дают! — не удержался сержант Снежко. — По своим лупят! Очумел экипаж, что ли?

— Постой! — отмахнулся Васнецов от него. — Тут что-то не так.

Танк продолжал вести огонь. Спустя несколько минут все прояснилось: на трофейном танке в расположение штаба прибыла группа капитана Садовского. Разведчики подоспели в разгар схватки и чуть было не угодили под огонь своих же. Спасла всех находчивость Садовского. Он вовремя приказал открыть огонь по фашистам. Ну а о том, как разведчики оказались в трофейной машине, рассказ впереди.

Немало тревожных минут пришлось пережить офицерам, сержантам, и солдатам штаба. Дрались с врагом они яростно. Писари, оружейники, медики во главе со старшим военврачом майором медицинской службы Константином Начинкиным, не говоря уж об охране, умело отражали натиск противника.

Общими усилиями фашисты были рассеяны. Командир полка поблагодарил Чигрина и Васнецова за то, что пришли на подмогу, выручили из беды.

Капитан Чигрин возвратился на огневую. Вскоре гитлеровцы при поддержке штурмовых орудий вновь пошли на прорыв. Фашистский снаряд угодил в ствол сосны и начисто срезал верхушку дерева. Осколки с визгом разлетелись в стороны. Один просвистел у самого уха Григория Матвеевича, врезался в брус перекрытия, отколов щепку. Комбат, качнув головой, обронил:

— Никак, засек, сволочь!

— Вряд ли, товарищ капитан, — возразил Шангин, затягивая ремешок каски. — Они, думаю, никак не опомнятся после нашего угощения, вот и злобствуют.

— Ну что ж, пусть будет так. Передай Чайкину и Левашову: подпускать гитлеровцев ближе, бить наверняка. Своих предупреди — им надлежит отсекать пехоту.

Эта схватка батарейцев с врагом затянулась на несколько часов. Артиллеристы Чигрина бились с гитлеровцами в кольце и в полном окружении, но позиций своих не оставили.

…Перед огневой позицией старшего сержанта Василия Гулого горело несколько бронетранспортеров и штурмовое орудие. Помощник наводчика и подносчик были ранены. В строю остались командир и наводчик младший сержант Машкауцан. А фашисты снова пошли в атаку.

— Бери танк! — скомандовал наводчику командир орудия, досылая снаряд в казенник. — Я по пехоте ударю.

Наводчик согласно кивнул, ловя в перекрестие прицела срез корпуса и башни танка. Старший сержант метнулся к ивняку, откуда открывался хороший обзор местности, и стегнул очередью по гитлеровцам. Ухнуло орудие. Гулый кинул взор на вражескую машину: танк, весь в дыму, разворачивался на месте.

— Готов! — обернулся Василий к Машкауцану. — Добавь еще для верности.

Нелегко пришлось и расчету соседнего орудия. В ходе многочисленных схваток с превосходящими силами противника в живых остался лишь наводчик Филиппов. Огнем прямой наводки Гордей Иванович уничтожил танк, штурмовое орудие противника. В течение часа Филиппов один удерживал участок обороны.

Герой Советского Союза Ш. М. Машкауцан.

Несколько раз в критические минуты Чигрину приходилось заменять выбывших из строя номеров расчетов, драться врукопашную. Во время последней схватки у комбата кончились в пистолете патроны. Фашисты, полукольцом огибая огневую позицию орудия, двинулись в полный рост. Кругом гремело, грохотало, рушилось, горело… Трудно было определить, где свои, а где чужие. Капитан, прислушиваясь к звукам орудий Машкауцана и Филиппова, радовался: «Молодцы ребята, держатся!»

Гитлеровцы все ближе и ближе. Сколько раз за последние часы враг пытался прорваться, а Чигрин со своей батареей стоял. «Теперь, пожалуй, не уйти от фашистов», — билась в голове мысль. Он стоял и спокойно смотрел на врага, а ветер шевелил его непокорные волосы.

Враг в пятнадцати, десяти метрах. Цепь гитлеровцев начала смыкаться. Пора. Чигрин коротким взмахом вскинул над головой руку с зажатой в ней гранатой и с возгласом: «Взяли!..» — бросил ее под ноги гитлеровцам. Тугая волна взрыва и осколки смели фашистов.

До конца пришлось испить чашу солдатской судьбы и батарее старшего лейтенанта Николая Соловаря. Шесть часов кряду фашисты штурмовали рубеж ее обороны. Шесть часов, оглохшие, в пламени разрывов, при непрекращающемся визге осколков и пуль, дрались артиллеристы — до тех пор, пока руки держали оружие, пока бились сердца. Взвод управления отсекал вражескую пехоту от бронетранспортеров, огневики разили фашистские боевые машины.

На подступах к батарее горели два бронетранспортера и шесть автомашин гитлеровцев, когда из рощи появились штурмовые орудия.

— Снаряд! — оборачиваясь к красноармейцу Михаилу Гидулянову, прохрипел сержант Моисеенко; остальные номера расчета уже вышли из строя. Сраженный фашистским осколком боец лежал у орудия.

Моисеенко метнулся к ровику. Выхватил из ящика бронебойный снаряд, подбежал к орудию, зарядил и приник к панораме прицела. Немецкое штурмовое орудие подходило к рубежу 400 метров. Отчетливо виднелись не только свастика, но и блестящее в лучах утреннего солнца отполированные траки гусениц.