Батарейцы - [49]

Шрифт
Интервал

Шутки, конечно, все это. Но без них тяжелей был бы лихой солдатский быт. Да и хмурый, угрюмый боец — не боец.


Противник заранее готовил Восточную Пруссию к обороне, особенно в последние месяцы, когда гитлеровская верхушка поняла, что крах в войне неминуем. Начались интенсивные работы по совершенствованию системы долговременных укреплений. Местность была очень удобная для этого: многочисленные холмы и озера, болота и реки, каналы и лесные массивы позволяли надежно прикрывать промышленный район.

Из разведданных было известно: с осени противник модернизировал старые укрепления, создал полевую оборону, в систему которой вошли Ильменхорстский, Летценский, Алленштейнский, Хейльсбергский и Торуньский укрепрайоны, а также старинные крепости. Использовались прочные каменные строения многочисленных фольварков и крупных населенных пунктов, связанных между собой хорошо развитой сетью шоссейных и железных дорог. Говорили, что в городах Шталлупенен, Гумбиннен, Инстербург, Беляу, Фридлянд, Прейсиш-Эйлау, Кёнигсберг и других даже подвалы были подготовлены для стрельбы из орудий и пулеметов.

Населению Восточной Пруссии внушалось: русские будут уничтожать всех или ссылать в Сибирь. Старики и подростки, способные носить оружие, зачислялись в фольксштурм. Геббельсовская пропаганда твердила: если все население станет на защиту своих земель, проявит присущую нации стойкость, русские не прорвутся.

Понимая сложность предстоящей задачи, советские воины продолжали изучать передний край противника, совершенствовали огневую выучку, сколачивали подразделения. В эта дни в полк часто приезжали представители штаба артиллерии, политического отдела 28-й армии. Почти ежедневно бывали в батареях командир полка подполковник Данильченко, его заместитель по политической части подполковник Синельников, начальник штаба полка подполковник Иванов, офицеры штаба Зайков, Спитковский, Тепляков. Они помогали готовить личный состав к предстоящем боям.

В предновогодний вечер на огневую позицию батареи Васнецова прибыли подполковник Данильченко и старший лейтенант Спитковский. Днем выпал снежок. Командир и комсорг полка, любуясь обновленной природой, долго вслушивались в тишину переднего края.

— Николай Петрович, молчат фрицы, — повернулся к Васнецову подполковник Данильченко.

— Затаились, товарищ подполковник. Побросали ракеты и угомонились. Даже дежурные пулеметы не подают голосов.

— Надеются, что мы их не побеспокоим. Устал немец, устал. Однако будь начеку. Как с елкой для ребят?

— Есть, товарищ подполковник, елка, в батарейном блиндаже установили.

— Собери туда всех свободных от несения боевого дежурства.

Зашли в батарейный блиндаж. Пахло хвоей — разведчики выложили пол сосновыми и еловыми ветками. На походном столе разместилась аккуратная елочка. И хоть не было на ней игрушек, золотой и серебряной мишуры, она да еще невесть откуда взявшиеся свечи придавали помещению праздничный вид.

— Уютно! — похвалил командир полка.

— Чем богаты, товарищ подполковник…

— Ничего, расколотим фрицев — и заживем. По-настоящему заживем!

— Скорее бы…

— Понимаю тебя, Васнецов. Хорошо понимаю. Но ведь недаром говорится: каждому овощу свой срок. Сам видишь — идет подготовка, командование уточняет свои планы. Наше с тобой дело их выполнять. Вижу, что и бойцы все хорошо понимают. Оборудовали четыре огневые для стрельбы прямой наводкой, три — с закрытых позиций. Все сделано на славу!

Командир полка посмотрел на Спитковского.

— Комсорг, надо, чтобы все в полку знали о делах третьей батареи. Люди этого достойны.

— Будут знать, товарищ подполковник. Выпустим листок-молнию, расскажем о них на собраниях.

— Вот и добро! Дерзай, комсомолия!

В блиндаж вошел старшина батареи старший сержант Плиц, попросил разрешения у командира полка обратиться к Васнецову.

— Товарищ старший лейтенант, свободный от дежурства личный состав прибыл.

— Приглашай, Васнецов, хлопцев, — пробасил Данильченко. — Посмотрим, как вы тут подготовились к Новому году.

Батарейцы начали заполнять блиндаж и рассаживаться на пустых ящиках из-под снарядов. Взгляды солдат, сержантов и офицеров то и дело останавливались на елочке, по лицам пробегали едва заметные тени: то ли улыбка, то ли грусть. Воспоминания, ну да, конечно! Зеленая елочка навевала мысли об отчем доме, полузабытых на фронте мирных днях, когда собирались за праздничным столом. Григорий Митрофанович Данильченко улыбнулся чему-то своему и сказал, нарушив затянувшуюся паузу:

— Друзья мои! Чудесный сегодня вечер. Волею судеб мы оказались вдалеке от дома. Знаю, ваши мысли там, в родных краях, но у нас с вами есть и вторая семья — армейская. От ее имени, боевые товарищу, поздравляю вас с наступающем Новым годом!

Все зааплодировали. Григорий Митрофанович выждал, пока батарейцы успокоились, и продолжил:

— Предстоящей тысяча девятьсот сорок пятый год будет особым. Близок час нашей Победы! Путь к ней долог и труден. Гибель товарищей, друзей… Разрушенные города, сожженные села, слезы матерей, отцов, сестер и младших братьев…

Григорий Митрофанович вспомнил вехи пути, пройденного полком, схватки с врагом у Новороссийска, Сальска, Кущевской, под Ростовом, у Матвеева Кургана, на реках Миус и Молочная, под Большой Лепетихой, на Перекопском перешейке, под Барановичами, Брестом и Варшавой… Говорил просто, но каждое его слово западало в душу.


Рекомендуем почитать
Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.


Пастбищный фонд

«…Желание рассказать о моих предках, о земляках, даже не желание, а надобность написать книгу воспоминаний возникло у меня давно. Однако принять решение и начать творческие действия, всегда оттягивала, сформированная годами черта характера подходить к любому делу с большой ответственностью…».


Литературное Зауралье

В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.


Государи всея Руси: Иван III и Василий III. Первые публикации иностранцев о Русском государстве

К концу XV века западные авторы посвятили Русскому государству полтора десятка сочинений. По меркам того времени, немало, но сведения в них содержались скудные и зачастую вымышленные. Именно тогда возникли «черные мифы» о России: о беспросветном пьянстве, лени и варварстве.Какие еще мифы придумали иностранцы о Русском государстве периода правления Ивана III Васильевича и Василия III? Где авторы в своих творениях допустили случайные ошибки, а где сознательную ложь? Вся «правда» о нашей стране второй половины XV века.


Вся моя жизнь

Джейн Фонда (р. 1937) – американская актриса, дважды лауреат премии “Оскар”, продюсер, общественная активистка и филантроп – в роли автора мемуаров не менее убедительна, чем в своих звездных ролях. Она пишет о себе так, как играет, – правдиво, бесстрашно, достигая невиданных психологических глубин и эмоционального накала. Она возвращает нас в эру великого голливудского кино 60–70-х годов. Для нескольких поколений ее имя стало символом свободной, думающей, ищущей Америки, стремящейся к более справедливому, разумному и счастливому миру.