Батарейцы - [40]

Наконец на передовой установилось относительное затишье. Инженерные работы были в основном закончены. Появилось время подумать, мысленно обозреть прошлое, взглянуть на товарищей, с которыми идешь фронтовыми дорогами. Теперь это подлинные мастера своего дела.

Академия войны строга и беспощадна. Ошибка здесь стоит дорого, иногда — целой жизни. И тот, кто прошел фронтовыми путями-дорогами сотни километров, хорошо усвоил ее кровавые уроки, научился даже на первый взгляд в слепом стечении обстоятельств боев видеть логику развертывающихся событий, а порою и влиять на них. Происходило это незаметно для самого человека. Может, потому, что, находясь на оселке жизни и смерти, он отбрасывал все наносное. Взять хотя бы Васнецова. Это был уже не тот по-детски наивный младший лейтенант сорок второго года. Николай познал тонкости профессии офицера-противотанкиста, людские характеры раскрылись ему в сложной боевой обстановке. На его глазах умирали и в одно мгновение седели люди, ковались цельные характеры у восемнадцатилетних парней, принявших на свои еще не окрепшие плечи тяготы войны. Лейтенант радовался мастерству подчиненных, хладнокровию в схватках с врагом. О себе Николай думал мало. Все как-то недосуг было. Исправно, как повелевали долг и совесть, делал порученное дело. Да вот хотя бы поединок с «тиграми». Два тупомордых пятнистых, в желто-оранжевых разводах тяжелых фашистских танка, дав последние выстрелы, медленно ушли за небольшую высотку. С наглой пунктуальностью ровно в семнадцать часов, ни минутой раньше, ни минутой позже, вот уже третий день подряд выползали они на эту высотку на переднем крае своей обороны и методично обстреливали наши боевые порядки. Пытались дивизионные артиллеристы накрыть их огнем, но безрезультатно. Не обращая внимания на, казалось бы, точный огонь, фашистские танки вели стрельбу ровно пятнадцать минут и не спеша, будто демонстрируя свою неуязвимость, уходили к себе в тыл.

Стрелять по этим танкам прямой наводкой на таком расстоянии было бессмысленно, можно выдать расположение своих орудий, а этого противник наверняка и добивался.

— Издеваются, гады! — вздыхал Васнецов, лежа за укрытием из дерна. — Хозяйничают, точно у себя дома.

Да, тут, в белорусских болотах, все было непривычным, все было иначе, чем в Крыму, где еще недавно воевал их полк. Ничейная полоса была шириной километр-полтора, а то и больше. С рассветом жизнь на переднем крае замирала: ни солдата, ни машины. Лениво постреливала артиллерия — то с одной стороны, то с другой. Кругом кочки да болотца, болотца да кочки, кое-где небольшие песчаные высотки, поросшие березняком и мелкой сосной. Даже окоп нельзя вырыть: копнешь пару раз — вот тебе и вода; ни лощинки или овражка подходящего, где бы тягачи укрыть. Словом, позади трясина, спереди трясина и с боков она.

Так и стоит в этих местах 530-й истребительный противотанковый артиллерийский полк. Зарылся, где в песок, а где и в грязь, и ждет своего часа. Все цели давно засечены, расстояния измерены. Живет и кормит, как говорят полковые остряки, комаров.

Лейтенанта Васнецова разбирает зло, так и хочется открыть огонь по фашистским танкам, но нельзя, никак нельзя. Это знает и сам Васнецов, и весь орудийный расчет, на позиции которого прибыл лейтенант. Бойцы нервничают, ругаются. А тут еще соседи — матушка-пехота жару поддает.

— Что, кишка тонка?! Истребители танков, истребители танков… Форсу много, а стрельнуть боитесь, — издеваются пехотинцы. — Фрицы плюют на вас, а вы молчите.

— Стрельнуть! Стрельнуть!.. Что вы понимаете, пехота! Ну стрельнем, ну попадем, а что ему на таком расстоянии сделаешь! Это же «тигры»…

— Сами видим, что там «тигры», а тут котята, — задирают соседи, хоть в драку лезь…

Лейтенант подносит бинокль к глазам и в который уж раз подробно изучает участок местности между огневой позицией взвода и песчаной высотой, на которой появились фашистские танки. Высота небольшая, поросшая редким мелким соснячком и можжевельником. Песчаные осыпи желтыми клиньями сползли вниз и уперлись в болото, которое уходило далеко на север и там, в туманном мареве, терялось в синих перелесках и блюдцах озер. Болото подходило и к самым позициям взвода. Прямо перед орудиями зеленели островки болотной травы, чередуясь с провалами черной, покрытой ржавыми пятнами гнилой жижи.

«Гиблое место», — в который уж раз думал Васнецов, продолжая внимательно рассматривать местность, лежащую перед ним.

Середину болота занимала узенькая полоска тверди. Бугорки, чахлые кустики можжевельника да разбросанные тут и там копны сена, а дальше опять болото и болото… Бинокль лейтенанта медленно пополз назад и остановился на клочке твердой земли. Васнецов внимательно вглядывался в старые, слежавшиеся копенки сена, и смутно мелькнувшая мысль становилась все яснее и яснее. «А что, если?..» — обрадовался Николай, и позвал командира орудия:

— Фадеев, ползи сюда!

— Под копенку орудие замаскируешь? — спросил он у старшего сержанта, когда тот прилег рядом.

Фадеев долго разглядывал островок в болоте. Вместо ответа спросил у Васнецова:

— А туда как?