Батальон крови - [8]

Отключив аппарат, Гриша прикрутил провод к катушке и стал сматывать его, сокращая расстояние. Он не думал, что идет по окопу, над которым летают коварные слуги смерти — пули. Гриша просто не слышал их. Последствие взрыва — глухота — еще не прошло. А он, то и дело забрасывая за спину автомат, продолжал передвигаться. Автомат, как нарочно, падал и путал провод, приходилось останавливаться, но он смог не замешкаться и перенести линию в ДЗОТ.

Шагнув в каменное убежище, он тут же расставил уже знакомые ящики, соединил провода и проверил связь.

Аппарат сразу заработал, и голос комдива приказал немедленно позвать Киселева. Гриша перезарядил автомат и, высунувшись из ДЗОТа, увидел командира. Комбат вместе с офицерами пробирался по траншее — той самой, где только что шел Григорий.

Гул со свистящим скрежетом разрезал небо, и бывшая командная землянка вместе с бревнами взлетела на несколько метров вверх. Впервые Гриша почувствовал запах смерти. Еще несколько минут назад он находился там, где теперь была огромная воронка, в которую с неба сыпались обгоревшие бревна. Первым желанием было спрятаться, вжаться куда-нибудь, вернуться в ДЗОТ, но это желание было каким-то чужим, не его. В голове лишь стояло то, что комдив срочно требует комбата.

Отряхнувшись, Гриша поднял голову и увидел, что не только от землянки, но и от окопа ничего не осталось. Вся земля была перевернута, перепахана и разбросана в стороны. Там, где еще что-то осталось, это, скорее, было похоже на небольшой ров. Григорий посмотрел по сторонам, но никого не увидел. Первая мысль: «Где Комбат?» — посетила и испугала его. Внимательно всматриваясь в место взрыва и разбросанную в стороны землю, Григорий заметил в нескольких метрах от себя, как рыхлая земля зашевелилась. Он вспомнил, что примерно там видел в последний раз Киселева с офицерами из штаба. Гриша подполз к этой дышащей земле и стал пальцами разгребать ее. Раскопав руку он сообразил, где голова человека, передвинулся и через несколько секунд отрыл обугленное лицо комбата Киселева.

— Товарищ капитан! Вас Комдив к аппарату! — Грише показалось, что Киселев его не слышит. Тогда он отрыл пальцами левое ухо, отбросил липкую землю и заорал в него: «Комдив на связи! Срочно!»

Гриша посмотрел в лицо комбата и испугался. Этот мужчина, прошедший не одну версту по дорогам войны, бешеным и одновременно каким-то очумевшим взглядом смотрел на него.

— Ты чо, охренел! Меня от твоего крика контузило. Щас, все дела брошу и поскачу к нему! — со злым сарказмом выругался Киселев.

В этот же момент рядом с его лицом вновь зашевелилась земля, а через секунду из нее вырвался фонтан грязи. Гриша присмотрелся и увидел чей-то рот и огромные красные щеки. Он узнал — это был ротный Иванов. Среднего роста толстячок с огромными щеками и красным лицом. Он запомнил его еще у сарая, до взятия высоты. Но, понять, где было все остальное тело этого человека, было сложно. Рот Иванова находился совсем рядом с головой комбата.

— Ни хрена себе, глотка луженая, — прокричал этот торчащий из земли рот. — Я думал, подох, а тут ни фига не дадут — с того света подымут, — добавил Иванов, отплевываясь.

— Иванов, ты что ли? — спросил комбат.

— Да я, я! Только пока не разберу, где рожа, а где жопа? Слышь, комбат, этому горлопану орден дай. И в атаку без оружия пускай. Пусть орет — фрицев пугает!

— Ну, что смотришь? — сурово прокричало лицо комбата. — Раскапывай!

Гриша, услышав и увидев все это непонятное, никак не мог сориентироваться, с какой стороны копать, вспомнил про руку, которую первой откопал, и решил потянуть за нее. Ухватился и стал выдергивать ее из насыпанной кучи. Рука не сопротивлялась, но вдруг резко хрустнула, ткань рукава треснула, и Гриша вместе с рукой отскочил в сторону. Он встал во весь рост и, широко раскрыв глаза, смотрел на оторванную руку. Шокирующее состояние обволокло тело. Вокруг что-то свистело, взрывалось, но, видимо, война наслаждалась этим представлением и не трогала обезумевшего пацана. Он не знал, что делать, но, услышав трехэтажный мат комбата, присел и с сожалением, дрожащим голосом спросил: «Это случайно не ваша рука?». Торчащее из земли лицо и плюющийся рядом рот рассмеялись.

— Бросай ты эту руку и давай, копай! — громко крикнул комбат.

Гриша еще раз посмотрел на руку, аккуратно положил ее рядом и стал откапывать голову Киселева.

Позже Григорий с усмешкой вспоминал об этом, но он на всю свою жизнь запомнил, как нужно вести себя в таких ситуациях: нельзя бояться — смех и шутки лучшее спасение. Наверное, они отвлекают от боли, от страшных мыслей. Смерть не замечает тех, кто смеется. Она, забирает к себе лишь тех, кто ждет и боится ее. Иногда проявляет сочувствие и к тем, кто честно терпит невыносимую боль — спасая и выручая их этим.

А они, командиры, находясь на волоске от жизни, смеялись и учили мальчишку Гришу своим поведением, как нужно выживать!

— Комбат, — спрашивал торчащий рот лейтенанта, — не твою ли руку связист оторвал впопыхах. На что тот отвечал: «Хорошо хоть руку — мог ведь и еще чего раскопать и оторвать». Оба, почти зарытые в могилу, ржали как резаные и смешили остальных — тех, кто подоспел на помощь связисту откапывать своих командиров.