Батальон крови - [26]

— Что, так похожи?

— Да.

— Ну ладно, буду ей любоваться, а с тобой встречаться.

— Правда, будешь?

— Правда. Не обману, не бойся.

Девушка снова поцеловала его и как-то по-другому, без опаски прижалась к солдату. Он почувствовал ее грудь, обнял за талию и погладил по плечу.

— Давай сегодня просто поговорим.

— Давай, — согласился Гриша, чувствуя, что нужно бороться с пылающим внутри него желанием.

— Ты мне скажи, ты в каком взводе? Спецсвязь?

— Нет. Не спрашивай. В спецсвязи все зашифрованные. Там девушки только молчать и умеют.

— А откуда ты? Почему на связь выходишь?

— Да я из соседнего полка. Только ты про меня не расспрашивай. Все равно никто не скажет. Нам меняться нельзя. Понял?

— Да.

— Значит, Оля рыжая тебя знает.

— Конечно, я же ее и меняла.

— А такое лицо сделала. Ей бы в разведке работать.

— Она там и работает. С ребятами за линию фронта три раза ходила.

— Ничего себе. Что и языков приводили?

— Конечно. У нее медаль «За отвагу» видел?

— Да. Я еще подумал: надо же заслужила. А что с Титовой? Почему ее все бояться? Какой-то меченной считают?

— Я тебе расскажу то, что весь фронт знает. Сначала у нее был, парень через месяц погиб. Она плакала, болела. Потом офицер появился — тоже погиб быстро. Затем, еще один, еще и все словно приговоренные через месяц. Стоит девке влюбиться — все, приговорила парня. А однажды, к нам перевели майора. Он такой гад оказался, двух девчонок посадил. Одну чуть до расстрела не довел. Ее вообще в лагерь отправили. И главное, ни за что. Ну ошибся человек, не тот знак на ключе отбил — бывает. Все по двое, трое суток не спят, особенно когда наступление.

— И что стало с этим майором? — увлеченно спросил Григорий.

— Попросили девчонки Титову закадрить его. Понимаешь?

— Да конечно. Что особенного, что дальше-то было?

— Пока они встречались, Лена издевалась над ним, а он действительно втюхался в нее. Но тут случилось. Разглядела она, что парень он хороший, а то, что делает и всех гоняет и сажает, так это приказ такой был сверху, чтобы дисциплину поднять.

— Ну?

— Что, ну? Разглядела и полюбила. А как только полюбила, подумала — этого смерь стороной обойдет, но нет. В первом же бою и погиб, как герой.

— Девчонки ей хотели спасибо сказать, но когда увидели ее, как она убивается, пожалели, что попросили об этом. Она повеситься хотела, но не дали, сказали — коммунистам нельзя. Терпи! Чуть с ума девка не сошла. Теперь ее все стороной обходят — меченой смертью считают.

Она сама в атаку как-то полезла. Встала, а все пули мимо летят. На минное поле убежала. Прыгала, падала — ничего не случилось. Ее плачь, за версту слышали. Стала проситься в разведку, но командиры увидели, что девушка ошалела, на месяц куда-то отправили. Вернулась нормальная, вот только все мужики ее стороной обходят. Напугала она людей, своими гуляниями по минному полю.

— Может, оно не минное было?

— Да, не, минеры потом два дня его разминировали. Знаешь сколько «железа» оттуда вынули?

— Да. А я ей сегодня помогал. Ты не ревнуешь?

— А что мне ревновать?

— Ну, она мне улыбалась, смеялась.

— Нет, главное не влюбляйся, а кадриться можешь. Глядишь, девка оживет. Она ведь как кукла стала. Только мы-то знаем, что она все внутри держит и не показывает. Ведать прочистили ей мозги, за месяц. Но мозги ладно, а душу никто не вылечил. Ей в церковь советовали сходить. Но тут, у немцев одни католики. Наших православных церквей нет. Вот и держит она все в себе, а на людях улыбается и строго командует. Специалист она хороший и все шифры знает. Поэтому ее и берегут. Была бы простой, давно б куда-нибудь бы сослали. Ой, смотри, светает уже.

— Да, скоро станет светло, и я тебя увижу, — с юморком произнес Григорий.

— Нет, все я побежала, а то попадет, — взволнованно произнесла Таня, и, вскочив с лежанки, протиснулась между столом и коленками Григория. Ее красивый силуэт был виден в просвете выхода и девушка, на секунду вернувшись, поцеловала солдата в щеку.

— Все. Извини, если что не так.

— Нет, все нормально. Титову только жалко.

— Не думай об этом. Это война и у нее свои причуды.

— Когда увидимся?

— Я тебе записку пришлю. Жди. Сообщу место и время. Хорошо?

— Да. А если я не смогу?

— Что ж, я все равно буду ждать.

— Чтобы ты ничего не подумала, слушай: если я не пришел — значит не смог! Это не означает, что я тебя разлюбил, или передумал встречаться. Просто не смог!

— Хорошо. Я все поняла. Я побежала. А что, и в правду полюбил, или просто тебе хорошо со мной?

— Такого чувства я ни к кому не испытывал.

— Какого?

— Давит изнутри и мешает думать правильно. Это — любовь? Значит, она родилась во мне.

— Такого со мной еще не было, мне ни кто в слепую в любви не признавался. Да так необычно.

— Со мной тоже такого не было.

— Хорошо. Извини, но нужно бежать. Все, целую!

Гриша вновь увидел в просвете выхода землянки ее фигуру, и что-то совсем живое зашевелилось в душе.

— Ну, вот оно и появилось, — подумал он. Увидев ее волосы, подхваченные ветром, Григорий подумал:

— Главное верить, что война ничего не сможет нам сделать: ни убить, ни разлучить!

А Таня встала над окопом, поправила пилотку, гимнастерку и спокойно пошла в свое расположение.