Бастион одиночества - [48]

— Хм-м.

— Ты, наверное, часто задумывался, почему я вечно ношу ботинки. У меня были кеды, но какие-то козлы стащили их, и, ты не поверишь, мне пришлось идти домой прямо в носках. Мама купила новые кеды, но я держу их дома. Я недавно узнал из верного источника, что скоро в моду войдут «Пумы». Если тебе это нужно, всегда носи то, что таскают другие. Но я не такой.

— Хм-м.

— Самый смешной фильм Мела Брукса — «Продюсеры», и, пожалуй, «Молодой Франкенштейн». Терри Гарр — просто классная. Мне даже жаль тех, кто еще не посмотрел «Продюсеров». Отец всегда водил меня на комедии. Лучшее из «Пантеры», наверное, «Возвращение». А у Вуди мой любимый фильм — «Все, что вы хотели знать о сексе».

Артур постоянно выдавал свое мнение по тому или иному поводу, как будто равнялся на каких-то никому не известных кумиров. Это угнетало Дилана, он был обречен выслушивать пижонскую трепотню Артура обо всем на свете. Дилан терпел, ведь и сам накапливал в себе много такого, о чем хотелось кому-нибудь рассказать. Выслушивая Артура, он будто заранее терпел наказание за свое будущее превращение в говорливого зануду.

— Развивай комбинацию пешками, а не то Халк разгромит тебя в пух и прах.

Время от времени в Артуре будто поднималась какая-то шторка, и Дилан мог взглянуть на кипевшую в нем ярость. Он считал, что достоин такого друга, здесь работал тот же механизм схожести, на основе которого вообще зародились их отношения. Дилан закрывал глаза на постоянное притворство Артура, чувствуя и внутри себя тлеющие угли злобы, сознавая и свою собственную неискренность.

— Как-то на днях я видел, ты разговаривал после занятий с тем парнем, Мингусом Рудом. Ой! Напряги мозги, а то опять продуешь. Никак не научишься рокироваться. А, да, так вот, я видел вас с Мингусом Рудом, с тем восьмиклассником. Как ты с ним познакомился? В школе его встретишь не часто. Наверное, интересно дружить с… гм… таким, как он.

Речь Артура донимала, как зарастающая новой кожей рана. В тот момент, когда он опустил слово «черный», многозначительно интонируя голос, кожа будто сильнее зачесалась. Дилану показалось, что в этой интонации выразился настоящий Артур Ломб, тот, что скрывался под толстой скорлупой. Козырная карта, которую он так долго и старательно прятал, вдруг стала видна всем, кто хотел ее увидеть.

— А откуда ты знаешь, как его зовут? — услышал Дилан свой голос. Он пытался сконцентрироваться на игре, ждал, что Артур, как обычно, проведет хвастливую рокировку, и готовился к этому. Поэтому и не заметил, как с губ слетел вопрос, выдававший его страстное желание не делиться ни с кем Мингусом. Общаясь с Артуром уже целый месяц, он потерял бдительность.

— О нем многие болтают, — беззаботно ответил Артур.

Дилан и представить себе не мог, чтобы кто-нибудь разболтался с Артуром Ломбом о Мингусе. Если кто-то и подходил на переменах к Артуру, то лишь с единственной целью — обшарить его карманы и вытащить мелочь. Дилан и сам избегал его в школе — встречался с ним только после занятий, и они вместе прокрадывались под защиту Пасифик. Дилан понимал, что своей отчужденностью в школе причиняет Артуру боль, сознавал и весь ужас его одиночества, глубину страданий.

Но кто же это наболтал ему о Мингусе?

— Я давно его знаю, — сказал Дилан, закрывая окошко души, пока не стало поздно. В ответ на рокировку Артура он сделал умышленно вялый ход конем, а сердце заколотилось быстрее. На конях Артур всегда спотыкался. Дилану понадобилось сыграть с ним тысячу партий, чтобы наконец увериться в этом.

— Как это — давно? — спросил Артур с оттенком иронии. Рассеянным движением выдвинув вперед пешку, он устремил взгляд мимо Дилана.

— Шах, — сказал тот.

Артур нахмурился и уставился на доску, не понимая, чем вызван столь неожиданный для него поворот.

— Где стоит эта пешка? Здесь или здесь? — спросил он.

— Что?

Артур показал на пешку, Дилан наклонился вперед. Вдруг раздался грохот, фигуры на доске повалились в кучу. Обреченный на поражение король Артура проскакал вниз по ступеням крыльца и покатился к калитке.

— Смотри, что я из-за тебя наделал.

— Долбанул по доске.

Артур развел руками: суди меня, если хочешь.

— А я чуть не выиграл.

— Это еще не известно.

— Послушай, ты все время обставляешь меня, неужели не пережил бы, если бы я выиграл один-единственный раз?

Артур задумчиво почесал подбородок.

— Признаться, я видел, что дело идет к пату. Но не очень-то радуйся, Дилан. Обставить меня ты все равно пока не можешь. Хотя играешь уже гораздо лучше. Поздравляю. Потихоньку улавливаешь, что к чему. Кстати, может, сходишь за королем? Нога у меня что-то затекла.

Два человека, два отца, надумали выбраться из своих берлог и съездить в Манхэттен, — оделись потеплее, на случай, если пойдет дождь, побрились, чтобы выглядеть более или менее прилично, затянули на шее галстуки и глянули на себя в зеркало, прежде чем выйти на улицу. Оба вздохнули, спускаясь в метро, представили, как смешаются с пестрой толпой на платформе, протиснутся в раздвижные двери вагона, устало возьмутся за поручень и поедут под грохот колес по своим делам. У одного в руке черная картонная папка с завязками, у другого ничего нет: его единственное достояние — голос, он везет его в собственной груди. Один из них выходит на Таймс-сквер, второй на Западной четвертой. Они снова ступают на асфальт и раздумывают об Абе Биме и о «Толл Шипе». Оба часто моргают, сознавая, в каких отшельников они превратились на Дин-стрит и как далеки теперь от Манхэттена, украденные Бруклином. Оба на миг увлекаются воспоминаниями о далеком прошлом, более здоровом, менее чувствительном, не замечая лиц прохожих на оживленных улицах. И тому и другому кажется, что лишь его одного, в отличие от всех вокруг, не принимают по ошибке за какого-то знакомого. «Ты! Где ты сейчас, в Городском колледже? Простите, вы не Чарльз… Гм… Как его?..» Не замечают его одного из миллиона людей, толпящихся каждый день на Манхэттене. Оба отмахиваются от этой гнетущей мысли, вспоминают о своем месте в мире, о планах, с которыми явились на Манхэттен. Два отца, приехавшие сюда не просто поболтаться в толпе, а по важным делам.