Бастион - [58]

…— А ты говоришь, что это я не умею любить, — возмутилась Баста. — Зачем Он дает людям столько любви?1 Они же ее не ценят! Ее слишком много! Надо было по ложечке, по грамму, по карату!.. Раз в жизни — по пол часа! У Него ее много?! Ну что ты молчишь?.. Эй, ты чего?.. Ты это… Тебе, наверное, соринка в глаз попала…. Вот, возьми мой платок…. Ну я даже не знаю… Может у тебя, это… все еще впереди… Я понимаю, что опять говорю глупость, но… Ой, в смысле я не это хотела сказать… Ну, в конце — концов, у тебя я есть… Ладно! Давай все сначала! Что ты там говорила про приоритеты? Если сложить их в банку и накалить на огне, то что там будет со второй ипостасью?...

Мальчики

Какое это чудо —

Человек!

Какая

Это

Мерзость —

Человек.

Р. Рождественский.

— Пусти! Пусти, кому говорю! — бесновалась Баса. — Отпусти руку сейчас же!

Смерть держала ее за запястье на первый взгляд не сильно, едва сжимая пальцы, но вырваться из этого железного кольца кошка была не в силах.

— Отпустить? Но что ты сделаешь, если я тебя отпущу?

— Я их порву! На кусочки, на атомы, на молекулы!

— Прямо здесь?

— Да мне все равно — где! Здесь! Сейчас! Отпусти, говорю!

— Это невозможно, — твердо сказала Смерть. — Мы не имеем права вмешиваться в дела людей, и уж тем более убивать их.

— А он имел право шлепать меня по заднице?! Меня?!.

— Нас здесь вообще не должно быть.. И, как бы, нет…

— Значит, он шлепнул несуществующую меня по моей несуществующей заднице, и я за это его порву на несуществующие кусочки! — продолжала яриться Баста. — Быдло! Хам! Человек!

— Успокойся, на нас уже смотрят…

— Да над нами уже смеются! Надо мной! Надо МНОЙ — СМЕЮТСЯ! Я понимаю, если б он сделал это с какой-нибудь подвыпившей студенткой, да и то, если ее парень — ботаник и находится за три километра! Но со мной! Он смертельно ошибся! Лучше было бы, если б он сделал себе харакири прямо сейчас, пока я до него не добралась!

— Ну — дурак, ну хам и быдло, — согласилась Смерть, не торопясь, однако, отпускать Басту. — Но не убивать же его за это. Наказание должно быть пропорционально вине…

— Кастрировать… и придушить! Потом оживить, и еще раз кастрировать!

— Ход твоих мыслей мне понятен, но я взываю к логике, раз уж не могу взывать к твоему милосердию…

— И — на кол! Кастрировать, придушить, и на кол!

— Давай так: я тебя сейчас отпущу, и если мне не удастся убедить тебя простить его… мне на это нужно всего пять минут!.. Тогда я оставлю вас с ним наедине.

— Со всеми! — уточнила Баста.

Смерть посмотрела на группу давно забывших про них солдат — "дембелей", веселящихся за пару столиков от них, и вздохнула:

— Со всеми…

— Ты обещала!

Смерть убрала руку и Баста опустилась на краешек стула. Вся ее мимика, вся ее поза, выдавали неприкрытое желание перетерпеть эти пять минут, и.. Был бы у нее хвост, сейчас бы он подергивался от нетерпения…

— Ненависть — субъективное понятие, — сказала Смерть. — Сегодня ты его ненавидишь, завтра — прощаешь, а после завтра уже любишь… А бывает и наоборот. И — ох, как бывает!..

— Я их не только прощать, я их даже зарывать не стану, — оскалилась Баста. — Пусть так висят… По стенам…

— Если б ты сейчас успокоилась, и я могла тебя спросить, за что ты способна ненавидеть от всей души, ты вряд ли назвала мне даже пару причин…

— Но одна из них была бы — оскорбление!

— Ненависть парализует мудрость. Бог разрешает защищать и защищаться. Но от кого и против кого — решает мудрость, а не гнев. Разве этот хулиган — твой враг? Настоящий враг бьет не по попе, кошка, а по сердцу. Сколько таких "врагов" вокруг? Один наступил на ногу, другой занял место, третий сказал что-то не так, четвертый… пятый… И скоро мир вокруг тебя превратится в поле боя.

— Жизнь и есть бой!

— Да ну? — удивилась Смерть. — Вот я-то как раз и не знала…Не видела ты настоящего боя, девочка. А ведь все познается в сравнении…

— Пять минут истекли, — напомнила Баста и поднялась. — Если тебе их так жалко, то подготовь для них места получше…

— Что ж, иди, — сказала Смерть и слегка подтолкнула Басту к столику с мальчишками.

Кошка качнулась, поневоле делая шаг вперед… Что-то тихо звякнуло, словно порвалась гитарная струна, свет мигнул…

…— Кошкина, заснула, что ли?! — раздраженно сказал кто-то и подтолкнул ее в спину. — Проходи, командир ждет.

Почти ничего не видя в темноте, и ничего не понимая в происходящем, Баста, пригнувшись, шагнула в какое-то затхлое и сырое помещение, насторожено прислушиваясь и пытаясь разобраться в происходящем.

— Ну, все здесь?

Чиркнула спичка и пламя коптилки осветило крохотную землянку. За грубо сколоченным столом сидели двое: худой человек в кожанке, с красными от недосыпания глазами и молодой парень с осунувшимся лицом, в морском бушлате без знаков различия.

— Ершов, Кошкина, закрывайте скорее дверь, землянку застудите…

Стоящий рядом с Бастой невысокий, худощавый парень лет двадцати, подтолкнул ее к скамейке возле стола.

— Значит, диспозиция на сегодня такая, — сказал человек в кожанке. — Для начала познакомьтесь. Это — он кивнул на парня в бушлате, — Иван Леонтьев. Больше вам о нем знать ничего не надо. Его ребята сегодня пойдут в тыл к немцам за языком.