Бассейн в гареме - [8]

Лена окаменела и стояла как изваяние, пока он не вырезал картину, осторожно скатал холст в трубку и спрятал под свободный свитер.

– ЧTO ты наделал? – очнулась наконец она от столбняка.

– Потом, – процедил он, – сейчас надо быстрее сматываться. Ты, конечно, можешь остаться… – издевательски добавил он, – побеседуешь тут с милицией…

Лена поняла вдруг, как она его ненавидит, просто до боли в сердце. Но он прав, нужно быстрее уходить отсюда, а уж потом она найдет способ, как с ним расквитаться.

Денис осторожно крался по залам и остановился, внимательно наблюдая за полной служительницей. Она по-прежнему сидела на стуле, вертя головой по сторонам, потому что народ все прибывал.

– Если бегом… – прошептал он одними губами. – Когда народу побольше мимо пойдет.

– Бегом нельзя, – возразила Лена, – она может боковым зрением заметить резкое движение.

– Что, так и стоять тут, пока кто-то не войдет? – Лена поняла, что он здорово трусит.

– Тебе же наплевать, – ехидно сказала она, – ты же ничего не боишься…

.– Дура! – Он отвернулся.

«И за дуру тоже ответишь», – спокойно подумала Лена.

Музейная тетка снова поднялась, кряхтя, со стула и направилась в залы – что-то там ее насторожило.

Преступная парочка, действуя синхронно, мгновенно проскочила последний зал и пролезла под шнурком.

– Теперь ходу! – чуть не кричал Денис.

Ты что, хочешь, чтобы нас тут же поймали? – процедила Лена, почти не разжимая губ. – Иди медленно, сделай скучающее выражение лица. Спокойнее надо быть, молодой человек, вы не на базаре.

Она злорадно отметила, что в глазах его блеснула ненависть. Она взяла его под руку и повела, улыбаясь попадавшимся по пути охранникам в милицейской форме. Его рука ощутимо дрожала, весь он был натянут как струна.

– Это тебе не резинку на стулья прилеплять… – нежно проворковала Лена ему в ухо, – за это посадят… Картина из Эрмитажа, народное достояние…

– Ты не очень-то выделывайся, – он вырвал руку и смотрел зверем, – ты получаешься соучастница, так что не волнуйся: сядем все!

– Может, вообще все свалишь на меня? Скажешь, что это я вырезала картину, а ты меня отговаривал и все порывался позвать тетеньку.

Если меня возьмут, ты легко не отделаешься! – пообещал он.

«Какая скотина! – тоскливо думала Лена, кураж ее куда-то пропал. – Еще сегодня утром я была нормальным человеком, а сейчас уже стала уголовницей. Навязался на мою голову, придурок ненормальный…»

Лена подумала было, что если бы она не спровоцировала его там, у картины, он бы самостоятельно не решился на такое дело, но тут же отбросила эту мысль: при чем тут она? Он бы все равно что-то такое отмочил, ведь он же абсолютно неуправляемый… Он не испытывает никаких чувств, ему на все наплевать. Впрочем, сейчас он испытывал сильнейшее чувство страха. И это Лену радовало.

Надевая куртку, Лена напомнила ему про кошелек и потом демонстративно пересчитала деньги.

– Как бы не пропали…

На набережной он махнул было рукой, голосуя проезжающим машинам, но Лена удержала его руку.

– Будут искать! Нельзя тут машину брать!

– Да брось ты! Кто запомнит! – Когда вышли из Эрмитажа, страх его пропал и в глазах опять появилась сумасшедшинка.

– Как хочешь! – Лена отвернулась и зашагала в сторону Дворцовой площади. – На машине ты поедешь без меня.

Он догнал ее у самого сквера.

– Ладно, поедем на метро.

– Ты – на метро, а я на троллейбусе, – отрезала Лена. – И больше мы никогда не увидимся. А картину придется выбросить. Или послать в Эрмитаж ценной бандеролью.

– Там посмотрим! – Он все-таки оставил за собой последнее слово.

***

Криков Алевтина Петровны никто не услышал – до лестницы нужно было пройти несколько залов, к тому же там было очень шумно – громко переговаривались иностранцы, экскурсоводы пытались их перекричать, учителя шикали на детей, – неудивительно, что при таком гаме никто не расслышал слабого голоса Алевтины Петровны. И хоть голова кружилась, ноги по-прежнему были ватными, и сильно заломило висок, Алевтина Петровна уговорила себя не падать в обморок – в данном случае это было бессмысленно. Пока еще кто-нибудь заглянет в зал, могут вообще ее на полу не заметить.

С огромным трудом, мобилизовав всю свою несгибаемую волю, Алевтина доковыляла до лестницы, и там силы покинули ее. Она плюхнулась на стул Серафимы Семеновны, благо он оказался свободен. Через минуту появилась сама Серафима и очень всполошилась, увидев свою сослуживицу в таком состоянии.

– Что, что случилось? Алевтина Петровна, дорогая, вам плохо?

Но Алевтина только разевала рот, как щука, выброшенная на берег, а сказать ничего не могла. Серафима Семеновна забеспокоилась не на шутку.

– Товарищи, есть тут врачи? – закричала она посетителям.

Серафима рассказывала, что раньше она работала в Доме отдыха массовиком-затейником, но ей мало кто верил – трудно было представить, что при своих габаритах Серафима способна была водить хоровод и плясать «два притопа, три прихлопа». Но сейчас Алевтина Петровна устыдилась своего неверия, потому что Серафима определенно обладала тем голосом, который способен собрать отдыхающих на ежевечерние развлечения, и голос этот был посильнее труб Страшного суда.