Басни средневековой Армении - [2]

Другим замечательным баснетворцем средневековой Армении являлся младший современник Мхитара — Вардан Айгекский или Айгёкец, расцвет деятельности которого падает на 20—30-е гг. XIII в. С его именем связаны весьма многочисленные рукописные сборники басен и притч, часть которых вошла в состав «Лисьей книги», в XIII же веке переведенной, как доказал это Марр, на арабский язык.

Сведения о биографии Вардана, который был известен как замечательный проповедник, зажигавший своих слушателей и бывший выразителем их чаяний, весьма скудны. Но дошедшие до нас его басни и проповеди, всегда насыщенные иносказаниями, рисуют его как человека из народных низов (что сказывается и в особенностях его языка и литературного стиля), выражающего бесправие и обездоленность народа, который несет на себе все тяготы феодального строя.

Как деятельность Мхитара Гоша была связана с северными окраинами Армении и культурно арменизованной областью Арцах (Верхний и Нижний Хачен), так деятельность Вардана была связана с южными окраинами Армении, пограничными с Сирией (районы Малатии). Вардан много испытал от хозяев положения, которых он разоблачал в своих проповедях.

Говоря о баснях Вардана, нельзя не упомянуть об армянских сборниках под названием «Лисья книга», имевших необычайное распространение и неоднократно издававшихся еще в XVII в. Первое издание вышло в Амстердаме (1668), где была большая армянская колония и замечательная типография; последующие издания вышли в Марселе (1683) и в Ливорно (1698).

Ценность басен Вардана и Мхитара для освещения наиболее темных вопросов социальной истории средневековой Армении, особенно ярко бросающаяся в глаза на фоне почти полного молчания других письменных источников того времени об этой стороне истории армянского народа, располагала меня к тому, чтобы из всего басенного наследия, связанного с этими двумя именами, выбрать ограниченное число басен, говорящих о взаимоотношениях между различными слоями общества, о нарастающем среди низов протесте против несоизмеримого благосостояния и легкой жизни верхов, об отношении народа к церкви и ее служителям, — словом, только те басни, которые нужны для характеристики конкретно взятых и наиболее невыясненных сторон исторической обстановки.

Но по мере углубления работы стало ясно, что такой подход к этому материалу, несомненно облегчая и ускоряя выполнение основной задачи, не будет полезен и даже может оказаться вредным для дела.

Предвзятый, строго ограниченный подбор материала, привлечение только басен, особо насыщенных отражениями различных моментов социальной борьбы, и сопоставление наследия Мхитара со сборниками, связанными с именем Вардана, только под этим углом зрения, даже при десятках оговорок и пояснений, могло бы привести к совершенно неправильному восприятию читателем если не авторов, то составителей этих сборников как людей, устремивших тогда, на грани XII–XIII вв., все свое внимание только на «агитационную работу» в процессе напряженно развивавшейся классовой борьбы. Могло бы получиться представление о Мхитаре и Вардане как о людях, которые ничем иным в окружающей обстановке не были ни заинтересованы, ни озабочены, кроме вопросов социального неравенства, растущего разрыва в правовом положении различных слоев армянского народа. Между тем и Мхитар Гош, и составители вардановских сборников откликались на самые разнообразные стороны и явления окружавшей их жизни, отнюдь не ограничивая себя даже кругом вопросов общественной морали, воспитательного воздействия в целях искоренения или исправления обычных человеческих пороков и недостатков, тем более что Мхитар изложил в некоторых баснях свои взгляды по ряду общих, глубоко принципиальных вопросов, которые затрагиваются также и в сборниках Вардана.

Среди такого рода тем особо ценной, учитывая время и место (Армения, XII–XIII вв.), является, конечно, тема о необходимых условиях, которым должно удовлетворять научное исследование (7), или тем более тема о зависимости психики и морали отдельного человека от общественной среды (136). Уже простое уважение к пусть наивно выраженной, но действительно глубокой мысли басни о трех сновидениях (136) ставило вопрос о целесообразности включения в настоящую работу и таких басен, которые, откликаясь на те или иные общечеловеческие пороки и недостатки, тем самым ярче обрисовывают общественную среду, в которой жили и творили Мхитар и Вардан, в своих мыслях, помыслах и чаяниях никак не кеньше зависевшие от окружавшей их общественной среды, чем бедняк, разгадавший при помощи змея три сновидения царя, зависел в своих поступках от времени, когда люди были подобны невинным овечкам, были подобны коварным лисицам, были подобны разящим мечам (136).

Вот почему в данную книгу включены переводы басен, обличающих и ханжей, и обманщиков, и наглых воров, и самозванцев, и тех, кто не прочь сбросить личину общественной полезности, рискуя быть осмеянным, лишь бы только предварительно добиться хоть на короткое время общественного признания.

Это расширение плана данной книги может быть полезно и в другом отношении: оно разнообразит подбор действующих лиц, а это уже само по себе интересно, поскольку одни и те же обычные в баснях звери предстают в фольклоре различных народов не всегда с одними и теми же характерными чертами, свойствами и повадками. В частности, в армянском фольклоре у некоторых басенных зверей мы видим иное, чем обычно, нравственное лицо; достаточно напомнить, что многохитростная лиса предстает и в роли пострадавшей, обманутой то человеком, то царем птиц — орлом.