Башня - [60]

– Я пока уберу стремянку.

Когда он вернулся из кладовки, пластиковые контейнеры уже стояли на столе. В каждом торчала ложка. Они стали есть и разговаривать.

Они болтали о всякой ерунде, о чем именно, Кстин даже не пытался вспомнить, потому что смысл с трудом доходил до него. Маринин голос казался ему таким пленительным, что слова все время ускользали, как мелочь сквозь дырку в кармане.

– Я уезжаю, – сказал Кстин. – Командировка заканчивается…

Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы сказать то, что и так было очевидным.

– Вы знаете… Марина… – В животе вдруг появилась тоскливая, но не лишенная робкой надежды пустота. – Я бы… очень хотел еще раз вас увидеть. Может быть, мы могли бы… – нужное слово никак не находилось. – Встречаться?…

Он увидел, как изменилось ее лицо – стало строгим и поучающим. Теперь она напоминала ему школьную учительницу, что было весьма недалеко от истины.

– Константин… – мягко сказала она. – Простите, сколько вам лет?

Марина чувствовала, что говорит не совсем то, что хочет… И не могла остановиться. Так на картинке из учебника физики: шарик стоит на горке, достаточно лишь толкнуть его, и он покатится вниз, с каждой секундой все набирая и набирая скорость.

– Мне? Тридцать.

– Вот видите, – казалось, в ее голосе слышалось облегчение. – Я… – Хотя разница в шесть лет не была такой уж фатальной, но Марина действительно испытывала облегчение, как стрелок на огневом рубеже, чувствующий, что он попал в цель и прицел верный. – Намного старше вас…

– Я догоню!

Марина улыбнулась и покачала головой.

– В конце концов, дело не в этом… – она поправилась: – Не только в этом. Я, конечно, не хочу вас обидеть, но… Поймите меня правильно. Я не та женщина, которая вам нужна. – Она знала, что сейчас Кстин перебьет ее и начнет возражать, и потому поспешила добавить: – И вы не тот мужчина, который мне нужен. Я думаю, у нас с вами ничего не получится.

Красные пальцы Кстина играли ложкой, и на мгновение Марина подумала, что сейчас он начнет завязывать ее хитрыми узлами.

– Поэтому, прошу вас, – продолжала Марина, – не надо больше приезжать. Не потому, что я не хочу вас видеть, а просто потому, что это ни к чему. Правда…

В какой-то момент ей захотелось коснуться пальцами его большой красной кисти – просто так, ободряюще, чтобы немного смягчить жестокость своих слов, но Марина одернула себя, подумав, что Кстин может расценить это неправильно.

Кстин молчал.

– Я вам очень благодарна за помощь… И за… Цветы… – «Наверное, нужно было добавить – и за те чувства, которые вы ко мне испытываете… Но разве за это нужно благодарить?» – Но все же будет лучше, если мы больше не увидимся. Хорошо?

Он кивнул, будто не мог выдавить из себя ни слова.

Теперь они оба молчали, и тиканье часов, висевших на стене, походило на удары маленького, но очень острого топорика, разрушавшего тот хлипкий мостик, который, казалось бы, протянулся между ними.

Наконец Кстин не выдержал – он не мог больше слышать этих печальных ударов.

– А если… Если я стану тем мужчиной, который вам нужен?

В его голосе слышалось, усиленное двукратным «если», тихое отчаяние. В русском языке не существует более точного названия для этого настроения.

Если… Что, если? Ну, если бы… Тогда, наверное, все было бы хорошо… Но ведь… Нет никакого «если».

– Мы очень разные… – ответила Марина. – Мы слишком разные.

Да, это было так. И эта разница была для Кстина не только непреодолимой, но и унизительной, поскольку он был обычным спасателем из провинциального городка, а она – прекрасной женщиной, живущей…

«В этой гребаной Башне…»

Опять эта Башня – она вставала на пути, и вместе с тем от нее никуда нельзя было деться. Ее никак не удавалось сбросить со счетов, потому что – Кстин и сам это подозревал – если бы («опять это гнусное словечко!») Марина работала, скажем, парикмахершей в Серпухове, то вряд ли бы он испытывал к ней те же чувства, что сейчас, и дело тут было вовсе не в меркантильных интересах, а в чем-то другом, но он не мог бы сказать, в чем именно.

Наверное, в том, что Башня являлась частью ее жизни, следовательно, частью ее самой, и не будь Башни, то и Марина была бы немножко другая. Не та, которую он любил.

– Да, я понимаю, – сказал Кстин. Он снова попытался улыбнуться, но улыбка получилась неестественной и, уж конечно, совсем невеселой.

Он взглянул на часы – просто повод, хорошая мина при плохой игре: побелевшие пальцы капитана, крепко сжимающие мертвый штурвал тонущего корабля… «В самом деле, не уходить же, как побитому псу, зажав хвост между ляжек!» Посмотреть на часы… Это выглядело смешно, но это хоть как-то ВЫГЛЯДЕЛО.

– Ох, извините, заболтался. Мне пора. Спасибо за мороженое!

Чепуха, ерунда, рвущаяся с губ, и ни слова – о главном.

«Я тебя люблю! Нет, не надо! Это – то, что внутри меня. Не надо опошлять эти слова, выпуская их наружу; от этого они мгновенно упадут в цене».

Он пошел в прихожую и стал надевать кроссовки.

Видимо, Марина тоже чувствовала себя неловко. Она не знала, куда деть свои руки: то прятала их за спину, то складывала на груди…

– Вас проводить?

– Спасибо, я справлюсь. Серпухов – небольшой городок, но там тоже есть высокие дома. Мне доводилось пару раз ездить на лифте.