Башня - [7]

Здесь проходили кабели толщиной с ногу, по которым с ближайшей электростанции «Кон Эдиссон» поступало напряжение в четырнадцать тысяч вольт, что было намного больше, чем напряжение, достаточное для казни на электрическом стуле.

Здесь мощные трансформаторы понижали напряжение до уровня, необходимого для отопления, кондиционеров, вентиляции и освещения всех вертикальных секций здания.

Запах этого замкнутого этажа напоминал запах машинного отделения корабля – это был запах разогретого металла и масла, резины и краски, отработанного воздуха, изоляции и сдержанно гудящих механизмов, подчинявшихся своему Богу – электричеству.

Электричество было неслышным – хотя трансформаторы тихо гудели – и незаметным. Но оно было основой жизни всего здания.

Без электричества это гигантское, сложнейшее сооружение совершенно беспомощно, это только мертвая громада тысяч и тысяч тонн стали и бетона, окон из закаленного стекла и алюминиевой обшивки, кабелей, труб, проводов и невероятно сложных механизмов.

Без электричества здание невозможно отапливать, освещать, проветривать, невозможно пользоваться его лифтами и эскалаторами, не работают системы автоматики и контрольные мониторы.

Без электричества здание слепнет и глохнет, немеет и задыхается – мертвый город в городе, памятник тщетности человеческой изобретательности, мечтаний и сомнительного жизненного опыта, Большая пирамида, Стоунхедж или камбоджийский Ангкор-Ват, курьез и анахронизм.

Нат взглянул на главный электрический кабель, тщательно разведенный, чтобы отдавать свою огромную энергию сюда и одновременно передавать ее без потерь на следующий технический этаж и так далее до самого верха. Здесь был сосредоточен жизненный центр Башни, как человеческое сердце, открытое для операции.

Нат вспомнил о конверте с поддельными изменениями, который лежал у него в кармане, и снова почувствовал, как в нем поднимается волна неудержимой ярости.

Он понимал с трудом сдерживаемую ярость Гиддингса, потому что зародыши ее чувствовал и в себе, и причина та же – работа для него что-то святое.

Да, многие сегодняшние люди, даже большинство, смотрят на вещи иначе, например Зиб, но какое дело ему до того, что думают другие.

Для тех кто проектирует и строит сооружения, которым предстоит долгая жизнь: дома, мосты, акведуки, плотины, атомные электростанции, огромные стадионы, – для них главное – удовлетворение от своей работы, а в ней не должно быть никаких ошибок, допущенных по небрежности или, что еще хуже, умышленно. Она должна быть настолько совершенна, насколько это доступно рукам человеческим, иначе то, что должно было стать предметом гордости, превратится в несмываемый позор.

Подумав об этом, Нат впервые позволил себе не сдержать свой, гнев.

– Какой-то мерзавец, – медленно и тихо сказал он, обращаясь к силовому кабелю и массивным трансформаторам, – все здесь напортачил, и нужно выяснить, насколько серьезно. И мы выясним. А потом найдем его и повесим за задницу.

Разговаривать с неживыми предметами, разумеется, глупость. Разговаривать с деревьями, птицами, шустрыми ящерицами или орлами, парящими в вышине, тоже глупо, но Нат это проделывал всю свою жизнь. «Так что я просто глупец», – подумал он, возвращаясь к лестнице, почему-то после этого открытия ему сразу полегчало. Он поднялся на лифте на следующий технический этаж.

Там он ничего не нашел, но он и не ждал. Его визит во все машинные отделения был только машинальной привычкой, как обход перед сном владельцем виллы своего дворика. Последний этаж был пуст, там все сверкало, в воздухе висел слабый запах свежей отделки: кафеля, росписи на стенах, лака на дверях, – так пахнет в новом, только что из магазина, автомобиле.

Он поднимался все выше, переходя из лифта в лифт, и перед ним все шире расстилалась панорама огромного города, так что со сто двадцать третьего этажа он смог свысока взглянуть даже на плоские макушки башен-близнецов соседнего «Всемирного торгового центра».

Поднявшись еще выше, он, наконец, оказался на самом верхнем этаже, прямо под радиотелевизионной мачтой. Двери лифта закрылись, и Нат тут же услышал, как кабина уходит вниз. Крайне удивленный, он взглянул на светящуюся стрелку «Вниз». «Кто мог его вызвать? » – снова подумал он, но не нашел ответа.

Нат недоуменно смотрел на световой индикатор, прислушивался к гулу тросов и пытался угадать, на сколько этажей опустился лифт. На десять? На пятнадцать? Угадать он так и не смог.

Когда кабель загудел снова, Нат опять прислушался. На этот раз ждать пришлось долго. Лифт опустился до самого вестибюля. «К чему бы это? Выбрось все из головы», – посоветовал он себе и отвернулся от лифтов.

Ничто не загораживало вид с самого верхнего этажа. Перед Натом раскинулась гавань, Нарроус-Бридж, а за ней – сверкающий океан. Нат вспомнил снова Бена Колдуэлла: первое, что видят в Америке с приходящего судна, – сверкающую телевышку. Теперь он понимал того капитана, который вспомнил древний Фарос, тысячу лет указывавший судам дорогу к устью Нила.

К северу простирался город со своей прямоугольной сеткой улиц, и небоскребы в центре города казались с этой высоты кубиками на каком-то макете. Просто нереальный вид, хотя уже и давно знакомый Нату.