Башня - [5]

– И главное, – продолжал он, – я сейчас понятия не имею, с какого конца начать.

При этом он не лгал.

– И самая длинная дорога начинается с первого шага, – ответила Молли. – Не имею понятия, это Конфуций или председатель Мао, можете выбрать сами.

Нат вернулся в свой кабинет, сел и уставился на чертежи, приколотые к стенам, и на груду копий с утвержденными изменениями, которые лежали на его столе. Все вместе они представляли взрывоопасную смесь; неважно, он подписал их или нет. Важно, что они были предложены оформлены, а возможно, и проведены, что в результате возник прокол, по выражению Гиддингса, там, где он недопустим, и произошли замены, которых быть не должно. Почему?

«Так вопрос не стоит, – одернул он себя. – Сейчас нужно заниматься не причинами, а последствиями. И есть только одно место, где это можно выяснить».

Он собрал копии извещений об изменениях, затолкал их в конверт, а конверт положил в карман. У стола Дженни он задержался только для того, чтобы сказать:

– Я иду в Башню, лапушка. Вряд ли меня там можно будет найти. Я позвоню сам.

2 10.05 — 10.53

Солнце стояло уже так высоко, что проникало даже через лес зданий на Тауэр-плаза, где были расставлены полицейские заграждения, разделяющие пространство на две большие половины, между которыми был оставлен проход от тротуара до временного помоста у входа.

– Здесь будут выходить из машин все эти шишки, – сказал постовой Шэннон, – и будут одаривать всех улыбками, шествуя как короли на эстраду...

– Где будут нести всю ту же ерунду, – добавил Барнс. – Будут превозносить Родину, Соединенные Штаты Америки и неукротимые дерзания человечества. А все эти политики будут стараться урвать хоть немного голосов... – Он запнулся и виновато улыбнулся.

– Ты все это говоришь потому, – тоже улыбаясь, предположил Шэннон, – что ты против королей и королев, а я от них просто без ума. Только представь себе, что на земле жили бы только маленькие серенькие людишки и никаких гигантов, которые в состоянии воплотить свои мечты в реальность, никаких великих событий, остающихся в памяти, никаких величественных зданий, вроде этой Башни, заслоняющей солнце. Что ты скажешь на это, Фрэнк?

– Это было бы к лучшему.

– Ты слишком много смотришь в книги и набираешься из них всяких глупостей.

Движением руки Шэннон обвел сверкающее здание:

– А тебе не хотелось бы участвовать в подобной стройке? В создании такой величественной, ослепительной Башни, устремленной к небу, и увидеть свое имя на бронзовой табличке, где бы было увековечено, что это и твоих рук дело? Тебе бы это понравилось?

– Генеральный подрядчик, – прочитал Барнс, – Бертран Макгроу и компания. – Он уже снова улыбался, на этот раз с нескрываемым весельем, – Ирландцы знают в этом толк, а? Думаешь, Макгроу выбился в люди по-честному?

– А ты, образина черномазая?

– А то нет, масса, а то нет!

Они расхохотались.

– Я случайно знаком с Бертом Макгроу, – сказал Шэннон. – Он мужик что надо. В день святого Патрика на Пятой авеню...

– Играет на дудке, да?

– На волынке, – поправил его Шэннон. – Волынка это тебе не рояль или скрипка и всякая прочая ерунда.

Он помолчал:

– Сегодня днем Берт Макгроу тоже будет здесь. На его месте я бы обязательно пришел, чтобы урвать свою долю славы.

– А я бы лучше куда-нибудь спрятался, – сказал Барнс и добавил: – Чтобы не дразнить Господа и не бояться божьего гнева. Знаешь, человек стучит по дереву: как бы чего не вышло.

Шэннон на миг задумался, потом рассмеялся:

– Я же говорю, Фрэнк, ты помешался на книжках. Что твой Бог может сделать этому великолепному сооружению?

– Это здание как живое, – сказал себе Джон Коннорс, – его дыхание почти ощутимо. Физически.

Звук его шагов разносился по пустым коридорам и лестницам, и всюду на него слепо пялились только запертые двери, но из вентиляции было слышно, как здание дышит. Джон Коннорс ощущал, как глубоко внутри в теле здания пульсирует жизнь, и прикидывал, не побаивается ли в глубине души этот живой исполин.

Кого? Его? А почему бы и нет? Эта мысль доставляла ему удовольствие. Она возбуждала. По сравнению с этой титанической постройкой он сам – всего лишь песчинка, но сила в его руках; шагая с сумкой инструмента в руках, прислушиваясь к звуку своих шагов и водовороту своих мыслей, он ощущал эту силу в полной мере.

Нат прошел несколько кварталов, отделявших «Башню мира» от конторы Колдуэлла, и эта прогулка немного притушила его обиду и злость.

Однажды он сказал своей жене Зиб:

– Знаешь, почему мужчины так любят всякие игры? Потому что отвлекаются от мыслей о проблемах, вытесняют их в подсознание. А я вместо этого хожу пешком. Но не потому, что я против игры. Когда я был подростком, мы чем только не занимались! Ходили на рыбалку, на охоту, путешествовали по горам, пешком или на лошадях, катались на лыжах и коньках.

Он почувствовал, что говорит не то.

– Простая жизнь, – попытался он продолжить! – У меня все было не так, как у тебя. Я не слишком хорошо плаваю. Никогда не ходил под парусом. Не играю ни в гольф, ни в теннис.

А Зиб тогда ответила:

– Возможно, когда-то все это было для меня важно, но не сейчас. Я не поэтому вышла за тебя. Возможно, мне уже надоели все эти университетские мальчики, с которыми я росла.