Башня - [3]

— Коктейли я не пью, и все эти финтифлюшки на спичках не ем. Да и вы тоже.

Он явно нервничал.

— Я здесь ни при чем, — ответил Нат. — Эту дату установил Гровер Фрэзи. Ваш шеф.

Гиддингс сел, вытянул ноги, но так и не расслабился.

— Мой шеф, — он кивнул. — Без начальства не обойтись, но его совсем необязательно любить.

Он взглянул на Ната.

— Вы, наверное, были еще новичком, когда все начиналось, а? Сколько это уже? Семь лет?

— Почти, — ответил Нат и подумал, что прошло уже целых семь лет со времени первых набросков, находок и замечаний, которые он впитывал, упиваясь головокружительными идеями своего шефа — Бена Колдуэлла. Нат не удержался и взглянул из окна на свою Башню, которая вздымалась на горизонте как прекрасный результат многолетней работы. — Ну и что?

— Черт возьми, ведь это мое детище,— сказал Гиддингс. — Ну, частично и ваше, но это на моих глазах начались работы в котловане, ведь фундамент тут глубиной двадцать четыре метра, до самой скалы; это на моих глазах поднимался стальной каркас на высоту четыреста пятьдесят восемь метров, я знаю каждую заклепку, каждый болт, каждую балку, каждую стойку так, как знал бы каждую болячку моих детей, будь они у меня.

Это не требовало комментариев. Нат промолчал.

— Вы очень замкнутый тип, весь в себе,— заметил Гиддингс.— Это не тот ли тихий омут, где черти водятся? Ну ничего.

На мгновение он задержался взглядом на Башне, царившей вдали.

— А еще я потерял там пару друзей. Это случается на каждой большой стройке.

Он снова взглянул на Ната:

— Вы помните Пата Яновского?

Нат медленно покачал головой.

— Он шагнул в пустоту на шестьдесят пятом этаже и разбился в лепешку на бетонном крыльце внизу.

— Ах, этот...— припомнил Нат.

— Это был такой огромный поляк,— продолжал Гиддингс,— добряк и флегматик, казалось, он никогда не спешил, но работал всегда отлично и добросовестно, поэтому я был страшно потрясен. Если человек не в состоянии объяснить происшедшее, то оно никак не идет у него из головы.

В голосе Гиддингса, в его интонации слышались следы пережитого потрясения.

Наконец, Нат спросил:

— Что вы имеете в виду? — но это не произвело никакого впечатления на Гиддингса, который продолжал говорить:

— Обычно человек может представить, почему кто-то что-то сделал. Читая об ограблении банка, я говорю себе: «Этому бедняге понадобились деньги, и он не нашел другого выхода». Это не оправдывает его, но вносит хоть какую-то ясность.

Он на мгновение замолчал:

— Взгляните-ка на это.

Из нагрудного кармана вельветового пиджака Гиддингс вынул толстый конверт, бросил его на стол и с деланным равнодушием наблюдал, как Нат взял его, открыл и высыпал содержимое на стол. Свернутые чертежи, ксерокопии на глянцевой бумаге, листы, полные формул, чисел и разных технических пометок.

Нат поднял глаза.

— Просмотрите все внимательно, — предложил Гиддингс.

Нат тщательно изучил одну бумагу за другой. Наконец он поднял голову.

— Это изменения первоначального проекта,— тихо сказал он, надеясь, что по его лицу ничего не заметно. — Они утверждены и на всех стоит моя подпись.

К его собственному удивлению, голос у него не дрогнул.

— Изменения в электрооборудовании и электропроводке, но это не мое дело.

Гиддингс сказал:

— Но ведь никто не будет сомневаться в документации, подписанной вами. Руководит строительством фирма Колдуэлла, а их человек здесь — вы. Если вы говорите «добро», значит, так и есть. — Он встал со стула, сделал пару шагов и снова упал на него. Смотрел на Ната и ждал.

Нат все еще держал один из чертежей. Рука его была тверда, лист даже не дрогнул, но Нат чувствовал странную пустоту в голове.

— Эти изменения проведены?

— Я не знаю. Эти бумаги попали ко мне вчера вечером.

— А почему же вы ничего не проверили?

— Не могу же я разорваться, — ответил Гиддингс, — так же, как и вы. У меня есть наряды, работы закончены точно по документации. Если и есть отклонения от первоначальных спецификаций, то они оформлены официально.— Он помолчал.— Но это... ни о чем подобном я понятия не имею, и попади это мне в руки пораньше, я поднял бы страшный крик.

— Я тоже, — сказал Нат.

В кабинете повисла тишина.

Потом Гиддингс сказал:

— Ну, и что это значит?

— Что это не мои подписи, — ответил Нат.— Не знаю, кто подписал и почему, но не я.

Гиддингс снова встал, подошел к окну и уставился на город, на его зубчатый силуэт, в котором доминировала Башня.

— Я так и думал.

Нат криво и невесело улыбнулся:

— Разумеется.

«После первого шока мозг человека снова начинает работать четко и логично, как обычно, как маленькая вычислительная машина», — подумал он.

— Если бы я подписал изменения, то, разумеется, стал бы отрицать, по крайней мере вначале. Но я их не подписывал, поэтому все равно отрицаю, но по другой причине. Мой ответ в любом случае должен звучать одинаково, не так ли?

Гиддингс снова повернулся к столу:

— Это вам кажется логичным, да?

Шок проходил. Закипала ярость.

— Я продолжу. Зачем бы мне их подписывать? Какие у меня могли быть для этого основания?

— Не знаю. К тому же, — продолжал Гиддингс, — я не собираюсь прямо здесь выколачивать из вас правду.

— Да уж лучше и не пытайтесь, — тихо сказал Нат, недрогнувшей рукой он снова взял один из чертежей, рассмотрел и бросил назад, в общую кучу.