Башня - [13]

– Сделаем все, что нужно, – отрезал Макгроу. Потом помолчал. Его воинственность исчезла, – Но сейчас я думаю не об этом. Иногда бедняжка Мери говорит, что я становлюсь суеверен. Однако вы ведь знаете, как иногда все ложится в масть – то на работе не сходятся всякие мелочи, то начинается полоса несчастий, то все стоит из-за нехватки материалов, портится погода, начинаются забастовки. – Он вытянул руки, сжал их в кулаки и уставился на них, как на врага.

– А бывает, – добавил он после паузы, – этот ужас никогда не кончается. Как будто стройку – Господи прости – кто-то заколдовал таким заклятием, что ни один священник не справится.

Он снова помолчал:

– Вы понимаете, что я имею в виду?

Гиддингс снова вспомнил, как Пат Яновский ни с того ни с сего шагнул в пустоту с шестьдесят пятого этажа.

– Понимаю, – ответил он.

Макгроу тяжело вздохнул.

– Мне стыдно признаться, – сказал он, – но в этом городе есть два здания, не буду их называть, которые я строил и в которые я вообще предпочел бы не заходить, не то что ездить на лифте.

На мгновение он отогнал от себя эту мысль.

– Но оставим это, – не тот случай. – Он выпрямился в кресле, и в его голосе зазвучала решимость: – Вы догадываетесь, почему кто-то затеял эти изменения? – спросил он, – Ну ладно, тогда договаривайте.

– Вам это не доставит удовольствия, – предупредил Гиддингс.

– Ну и черт с ним. – Ярость, которую вдруг ощутил старик, была благородной, чистой, глубокой и сильной. – Нас оставили в дураках, вас как главного заместителя строителя, меня... – как меня. Ну так я хочу знать кто и почему, черт побери!

Гиддингс пожал плечами:

– Все эти изменения по электрической части.

– Ну и что?

– Насколько я успел выяснить, – продолжал Гиддингс, – результатом этих изменений стало применение худших материалов или меньших сечений, – и добавил: – Вам это о чем-нибудь говорит?

Макгроу не колебался ни секунды.

– Кто-то хотел сэкономить, – ответил он, опять поднялся с кресла и уставился на скрытый дымкой мир за окном, потом через плечо спросил:

– А тот, кто сэкономил, – на это вы намекаете, – это человек, который подписал подряд на электрооборудование?

Снова, как и раньше, все вокруг замерло и дымка исчезла. Макгроу обернулся, спрятав за спину руки, чтобы скрыть охватившее его напряжение.

– Поль Саймон, – вы на него намекаете?

– Я говорил вам, что это только догадки.

– Это я уже слышал.

– И я предупреждал, что вам это будет не по вкусу.

– Нет, – ответил Макгроу другим, спокойным тоном. – Мне это не по вкусу. Мне не доставляет удовольствия, что вы так думаете, и еще меньше, что я сам думаю так же.

Он наконец достал из-за спины руки и долго молча рассматривал свои растопыренные подагрические пальцы. Когда он снова поднял глаза на Гиддингса, лицо его посерело.

– Мы это выясним, Уилл. Даже если мне придется придушить его вот этими самыми руками и измолотить в кашу, выясним. Я вам обещаю. Потом, – старик не договорил, как будто забыл, что хотел сказать, и устало провел рукой по лицу.

– Потом, – продолжил Гиддингс, как бы не замечая этого, – я попытаюсь выяснить, что нужно предпринять.

Макгроу снова сел в кресло. Кивнул:

– Сделайте это, Уилл. И дайте мне знать.

Он глубоко вздохнул, голос снова звучал в полную силу:

– Мы всегда дорожили своей работой. Своей репутацией.

– В этом я никогда не сомневался, – ответил Гиддингс.

После ухода Гиддингса Макгроу еще долго неподвижно сидел в своем огромном кресле. Он казался старым и усталым, и ему не хотелось делать то, что нужно было делать. Были времена, когда он с ревом вылетел бы из кабинета при одном подозрении, что кто-то устроил такое свинство, кто бы это ни был: брат, сват, черт или ангел. Но старость меняет человека, некоторые принципы становятся не так важны, границы допустимого размываются, и Макгроу был готов отказаться от мысли, что кто-то близкий, кто-то из своих, из семьи, мог допустить подобное прегрешение.

Старик гордился Полем Саймоном, своим зятем. Как-никак Саймон был, как раньше говорили, джентльмен, – Эндоуэр, Йель и так далее, не то что уличный мальчишка Макгроу, куда там. И Патти была хорошо принята в его кругу, что давало еще один повод для гордости. Макгроу с Мери все еще жили в Куинсе, в доме, который Макгроу купил на деньги, полученные за свою первую большую стройку, больше тридцати лет назад. Поль с Патти жили в Уэстчестере, всего в нескольких милях от них, но совсем в другом мире. Если кто-то хранит в сердце великую американскую мечту о том, что его дети будут жить лучше, чем родители, то, когда она исполнится, остается только упасть на колени и благодарить Господа за его доброту.

«Теперь, – сказал себе Макгроу, – возьми к черту телефон и назови своего великолепного зятя мошенником и преступником». Горькая мысль.

Копии извещений на изменения все еще лежали на столе. Он отбросил их, и, падая, они зашуршали, как осенние листья.

«Невозможно, чтобы подобное случилось на моей стройке, – подумал Макгроу, – под носом у меня и Гиддингса, под носом у Ната Вильсона. А как же строительные инспектора? Подкуплены? Или их тоже кто-то одурачил поддельными извещениями? »

Однако факт был налицо. Это он прочувствовал до мозга костей. Эх, ведь это не впервые, что на большой стройке кое-кто халтурит на своем участке работы или мухлюет с поставками как наперсточник с шариком, который всегда оказывается не там, где ожидаешь.