— Ну наконец-то, — сказал Волков и протянул руку капитану Пруффу.
Тот пожал руку и сразу спросил:
— Раненые, которые мне встречались по дороге и которых я опросил, говорили, что мужики нас ждали. Ждали и крепко побили?
— Да, устроили нам засаду, Бертье погиб, Гренер тоже, погиб ротмистр Хилли.
— Это молодой такой? Из стрелков?
— Да. Роха и Брюнхвальд ранены, второй роты нет, она была в голове колонны. Арбалетчики сбежали. В общем, мы угодили в засаду.
— Засаду? Но ведь вы выставляли разъезды!
— То и удивительно, никто из кавалеристов ничего не видел, пока на нас не обрушились батальоны хамов. Впрочем, это уже прошлое, пойдёмте, я покажу вам, что вам надобно сделать.
Волков обернулся и увидал всё ещё растерянного Рене, что был тут же.
— Капитан, прошу вас продолжить работы, займите уже своих людей, дайте им лопаты, чтобы мысли дурные к ним в головы не лезли, — едко произнёс полковник.
Рене пытался ему что-то ответить, но Волков его сейчас даже слушать не хотел, он жестом велел удалиться. Капитан поклонился и ушёл. После кавалер заговорил с ротмистром Вилли:
— Ротмистр, отберите среди своих стрелков десять самых надёжных человек с самым надёжным сержантом…
— Сейчас всё сделаю, а зачем они вам?
— Для моей охраны, — отвечал полковник, — сзади у меня глаз нет, а одного Максимилиана может быть мало. Думаю, что солдатики теперь на меня будут злы.
— Я могу быть при вас, полковник, — сразу вызвался Вилли.
— Вы должны быть при своей роте, у меня и так не хватает офицеров. Пришлите мне десять людей и сержанта.
После они с Пруффом пошли по лагерю.
Как ни устали, как ни злы, как ни голодны восемь сотен людей, но сила это немалая и сделать они могут многое, если есть воля, что сможет их объединить и сподвигнуть на усилия.
Стена из кривоватых брёвен уже перегородила дорогу с востока, оставив проезд для телег. Перед стеной полсотни людей уже копали ров. А сам частокол уже повернул на запад и шёл над лесом, которым густо порос спуск к реке.
Волков вывел Пруффа на дорогу. Как раз луна вышла, река блестела серебром в её свете.
— Вот, — сказал полковник, — это брод, я хочу, чтобы ваши пушки не дали завтра ни одному мужику перейти его.
— Завтра? — спросил капитан. — Думаете, что они пойдут уже завтра?
— Думаю, что они начнут утром, они слышат, что мы укрепляемся. Я бы на их месте тянуть не стал.
Они пошли обратно в лагерь. Волков привёл артиллериста в северо-восточный угол лагеря.
— Насыпьте здесь земли столько, чтобы вы могли стрелять поверх частокола по переправе.
— Насыпать придётся немало, — говорил Пруфф.
— Да, немало, — согласился кавалер.
— Надеюсь, вы дадите мне хоть тридцать сапёров.
— Нет, все сапёры ставят частокол или окапывают его.
— Но мои люди выбиваются из сил, они весь день и полночи тащили пушки, — в голосе Пруффа опять слышалось привычное недовольство.
— Капитан, сапёров лишних у меня нет, из трёх сотен их осталось чуть больше сотни, и те уже с заката рубят лес и копают канавы. Придётся вам справляться самим.
— Я не успею до рассвета! — уже раздражённо говорил капитан.
— Объясните своим людям, что если они не успеют до рассвета, то к полудню им уже некуда будет торопиться, их всех перережут мужики.
Слушать, что там скажет ворчливый капитан, кавалер не стал, он повернулся и пошёл прочь.
Не прошёл он и десяти шагов, как услыхал знакомый и очень взволнованный голос, сначала даже не мог вспомнить, кто его кличет.
— Господин! Господин!
— Это брат Ипполит, — сразу признал монаха Максимилиан. Он светит ему фонарём. — Ипполит, мы здесь!
Монах подбегает к Волкову, на нём длинный кожаный фартук, руки грязные, засохшая кровь чёрными точками покрывает и лицо его, и горло, кажется, он недавно плакал.
— В чём дело? — довольно холодно спрашивает кавалер, его раздражал даже тон, которым монах его звал.
— Господин, — монах чуть обескуражен его тоном, — они у меня умирают.
— Кто?
— Раненые, некоторых мы даже не успеваем осмотреть. Умирают, даже когда мы их лечим, когда зашиваем раны.
— Что, все умирают? — у Волкова защемило сердце.
— Нет-нет, слава Создателю, не все, но многие, уже шесть человек померло, я…
— Что? — сквозь зубы, но негромко сказал кавалер, не дай Бог солдаты услышат то, что им слышать нельзя. — Всего шесть? И ты прибежал ко мне пожаловаться, или чтобы я тебе слёзы утёр? Ты в своём уме, дурень учёный? Ты когда сюда ехал, о чём думал, думал тут желтуху да золотуху лечить?