Башмаки на флагах. Том третий. Графиня фон Мален - [3]

— И лошади наши, мы нанятые, — кричит из-за его спины ещё один.

— И что?

— Ну так это… Завтра, солдаты говорят, сюда хамы придут…, - объясняет старший.

— Лошадок наших заберут, телеги заберут, — орёт второй.

— Ещё и нас резать надумают, с них станется, — вмешивается в разговор третий.

— В общем, мы решили в Бад-Тельц податься, там вас ждать будем.

Волков даже и секунды не думает:

— Распрягайте лошадей. Никто никуда не едет. На дороге мои разъезды, если кого из вас приволокут, так буду считать дезертирами. Дезертиров я вешаю.

Больше он этим людям ничего и не собирался говорить, для них и этого было достаточно, повернулся и пошёл туда, где горело больше всего фонарей и факелов.

А там собралось не менее пяти десятков человек, все галдят, друг друга пытаются перекричать. Рене что-то говорит, но его не слушают, солдаты его обступили. И что хуже всего, там не только солдаты первой роты.

Волков бесцеремонно расталкивает всех, пробираясь к Рене, хватает того за руку, оттаскивает чуть в сторону.

— Господи, Мария, матерь Божия, как хорошо, что вы появились, — Рене, болван, ещё и крестится у всех солдат на виду.

Кавалер не удостаивает родственника ответом, поворачивается к солдатам:

— Кто старший?

— Ну я, — отвечает один из солдат.

— А имя и звание у тебя есть?

— Корпорал Левенгринской воинской корпорации Рудольф.

— И какого дьявола ты и твои люди не работают, корпорал Рудольф? Или вы, может быть, господа благородные, может, за вас другие должны частокол вокруг лагеря ставить?

— Без толку всё это! — кричит один из солдат, он совсем недалеко, он орёт почти из-за спины своего корпорала. — Завтра придут две тысячи мужиков, сметут нас, как вторую роту!

Эти крикуны хуже всего, больше всех страха на других нагоняют. Самим страшно так, что на визг срываются, так ещё и других своим визгом пугают.

Волков делает шаг и без предупреждения, почти без замаха бьёт крикуна в челюсть, бьёт сильно, бьёт, не снимая латной перчатки.

Тот, роняя свой годендаг на землю, пошатнулся, пытаясь устоять, заплёл себе ноги, словно сильно пьяный, но не устоял. Уселся на землю. Волков же краем глаза следил за остальными солдатами, может, кто осмелится вступиться за крикуна. Но никто не вступился, все понимали, что полковник прав. Спрашивал он корпорала, отвечать должен был корпорал, а из строя никто орать не должен, когда командиры разговаривают.

А кавалер как ни в чём не бывало снова спрашивает у корпорала:

— Так почему ты и твои люди не работают?

— Потому как без толку это, — повторяет тот слова крикуна. Повторяет с вызовом. Смотрит Волкову в глаза и продолжает. — Завтра хамы будут тут. А мы уставшие, день на марше, вечером в бою, ночью работали. И не жрали.

— Еда уже готовится, — говорит Волков. Тут за его спиной происходит движение, он оборачивается, а там Вилли прибежал, расталкивает зевак, с ним десятки стрелков, фитили уже зажжены, готовы стрелять. Теперь ему полегче стало, он продолжает. — Если частокол поставим, если окопаем его хорошо, то с нашими мушкетами мужичью нас нипочём не взять.

— Не успеем мы до утра! — корпорал тоже видит стрелков, сразу тон менее наглый стал, но всё равно этот мерзавец дерзок в речах. — Будь нас хоть полторы тысячи, так, может, и не взяли бы… А вы нас в засаду завели. Вон сколько людей за один вечер полегло. Телеги с ранеными возим всю ночь. Лекари не успевают лечить.

«Ах ты, сволочь! Решил виноватого найти и сбежать отсюда!»

— Да, мы попали в засаду, да, нам было тяжко, но мы не можем отступить, не уйдём мы от них с обозом, а обоз бросать нельзя, иначе это будет конец всей кампании, — Волков пытается всё объяснить этим солдатам.

Но им плевать на обоз.

— Мы из-за вашего обоза тут погибать не хотим, тем более что мужичьё пленных не берёт, а раненых добивает. Мы не хотим к полудню тут дохлые валяться.

— Дезертировать думаете?

— Нет-нет, — сразу отвечает корпорал, — мы законы воинские знаем, мы пойдём к другому командиру и контракт выполним. Мы будем просить маршала, чтобы записал нас в другую часть. Уходим мы от вас, полковник Фолькоф, так как командир вы нерадивый и неумелый.

Так и говорил он это всё дерзко, даже как будто с ухмылочкой. Очень немногие из тех, кто знал Волкова не первый день, видя в его руках секиру, осмелились бы так с ним разговаривать.

Корпорал Левенгринской воинской корпорации Рудольф едва успел договорить, как ему на стык горжета и шлема обрушился тяжеленный топор. Рудольф пошатнулся, железо выдержало, корпорал, опираясь на алебарду, выстоял, но только для того, чтобы получить второй удар. Второй удар был страшен, теперь Волков бил, держа тяжёлое оружие двумя своими сильными руками, занося топор за спину, с размаху. Удар раскроил Рудольфу и шлем, и голову. Он рухнул на землю замертво.

— Ах ты! — закричали сослуживцы корпорала.

— К оружию, ребята!

— Он убил его!

Люди из корпорации Левенгрина сразу ощетинились железом, думая мстить за своего командира.

А тут и Вилли тоже крикнул:

— Стрелки! Целься!

Но весь этот шум, все крики перебил скрипучий, надтреснутый и властный, знакомый Волкову голос:

— Это что тут такое? Бунт?

И хоть часто кавалера раздражал человек, чей голос сейчас слышали все, теперь же он был рад ему.