Басаврюк ХХ - [17]
«Когда мне было двадцать лет, я был уверен, что знаю все. Фундаментальный уровень преподавания истории, филологии и философии франкфуртской в классической гимназии, а затем в берлинском университете, где мне посчастливилось слушать лекции самого Риккерта, создали иллюзию того, что в нашей науке для меня непонятного не осталось. Хроники династий и государств, действия героев и политиков были величественные, мужественные и логические. После Венского конгресса Европа забыла, что такое настоящие потрясения, тем более, что и Наполеон придерживался определенных правил, которые наша цивилизация приняла для придания оттенка в силу войнам и завоеванием. Мое столетия заканчивается — оно было приличным, стабильным, романтическим и самоуверенным. Оно создало иллюзию всемогущества человеческого разума и благородства человеческой природы. Боюсь, что следующий век развеет это притворство.
Чем больше я уходил в постижения и ощущения истории, тем более с отчаянием понимал, что я был таким же, как мое столетия, — захваченным оптимистичным идеалистом, который, впрочем, не видел ничего, кроме собственного самозахват. Постепенно, с вступлением в определенной мудрости и знаний, прошедшие столетия и эпохи вспыхнули передо мной таким всемирным ужасом, что я оказался на грани безумия. Почему провидение дало мне возможность почувствовать историю, оказаться в ней, ужаснуться нее и не сойти с ума? Я начал труд. Я интуитивно шел по этих темных веках — передо мной проходили религиозные резни во имя высшего блага, уничтожение народов ради их блага, пытки, казни и страдания. Варварские орды разрушали цветущие цивилизации, пылали библиотеки, и носители знаний погибали от рук палачей, народы, которые считали себя культурными и просвіченими, распадались на непримиримые партии и с наслаждением уничтожали сами себя в братоубийственных войнах. Я обходил исследования завоевательных войн — в целом их можно было объяснить, — я остановился на найжахливішому — революциях и внутренних гражданских войнах — на природе явления, которое я назвал мировым ужасом.
Я погрузился в невыносимую боль распада народа, семьи, человека, привычных правил, законов и табу.
Я понимал, чтобы открыть эту тайну сатаны, необходимо знать все, — я и мои многочисленные ассистенты собирали и анализировали данные о все, что сопровождало эти периоды всеобщего распада, или мирового ужаса. Данные об обороте звезд и планет, о зловещие легенды и пророчества, обычаи и традиции самознищених народов, ереси и учение, статистические данные о центры распространения революционного или фанатичного безумие, хроники и народные песни, геологические и археологические находки, рукописи, рунические надписи, древние пророчества и откровения — все они заставляли меня долгими десятилетиями искать в них истины, прозрение или безумие. Боюсь, что я нашел там все — истину, прозрения и безумие. Мои ассистенты не выдерживали. Они сходили с ума во время экспедиций, пьянствовали, заканчивали жизнь самоубийством, становились религиозными фанатиками или просто убегали от работы, о которой ходили дикие слухи. Я был фанатиком своей идеи, я основал новую религию научного исследования, я стал состязаться с дьяволом… а может, с Богом.
Мой метод был прост — я искал общие закономерности в міжусібних трагедиях, которые разыгрывались в мировой истории на протяжении тысячелетий, начиная от мятежей черни в древнем Єгипті, через гражданские и религиозные войны в Риме, «темные века», костры инквизиции, Большую европейскую резню от Реформации до Тридцатилетней войны (эти сто лет стали первой общеевропейской попыткой Апокалипсиса), революцию в Англии, которая так и не смогла избавиться британской респектабельности, и революцию во Франции, в которой уже ясно проступили очертания Зверя. Я искал закономерностей, жуткой общей логики, — в именах, событиях, ландшафтах и идеологиях.
И вот следствие этого труда. Следствие анализа десятков тысяч данных и почти мистического прозрения,» — профессор Курц протянул мне огромный по объему рукопись. Его глаза горели, как у пророка, и были сумасшедшими одновременно. — «Сейчас я не могу тебе его дать. Это обречет тебя на гибель, хотя ты и так обречен… Как все в этом столетии. Но я понял, — нет, не природу ужаса, но механизм его действия. Слушай внимательно и поверь мне… Зло, которое творят люди, не исчезает — оно становится энергией, такой, как все другие виды энергии, оно сохраняется там, где было создано, и может регенерироваться. Кто осуществляет эту регенерацию: возможно, тайные организации, которые поклоняются злу, и о которых, несмотря на всю огромное количество литературы, мы ничего не знаем, религиозные апокалиптические секты, и не только секты, обладатели враждующих стран, народы, которые считают себя богообраними… Это не так важно — они могут выступать под разными именами, — важно и ужасно то, что они могут не просто регенерировать и усиливать зло, они научились модифицировать его в разных видах, достигая своей цели. Вероятно, что это умение совершенствовалось одновременно с развитием человечества и распространением цивилизации.
Трое ученых из Венесуэльского географического общества затеяли спор. Яблоком раздора стала знаменитая южноамериканская река Ориноко. Где у нее исток, а где устье? Куда она движется? Ученые — люди пылкие, неудержимые. От слов быстро перешли к делу — решили проверить все сами. А ведь могло дойти и до поножовщины. Но в пути к ним примкнули люди посторонние, со своими целями и проблемами — и завертелось… Индейцы, каторжники, плотоядные рептилии и романтические страсти превратили географическую миссию в непредсказуемый авантюрный вояж.
В настоящей книге американский историк, славист и византист Фрэнсис Дворник анализирует события, происходившие в Центральной и Восточной Европе в X–XI вв., когда формировались национальные интересы живших на этих территориях славянских племен. Родившаяся в языческом Риме и с готовностью принятая Римом христианским идея создания в Центральной Европе сильного славянского государства, сравнимого с Германией, оказалась необычно живучей. Ее пытались воплотить Пясты, Пржемыслиды, Люксембурга, Анжуйцы, Ягеллоны и уже в XVII в.
Как же тяжело шестнадцатилетней девушке подчиняться строгим правилам закрытой монастырской школы! Особенно если в ней бурлит кровь отца — путешественника, капитана корабля. Особенно когда отец пропал без вести в африканской экспедиции. Коллективно сочиненный гипертекстовый дамский роман.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.
Видный британский историк Эрнл Брэдфорд, специалист по Средиземноморью, живо и наглядно описал в своей книге историю рыцарей Суверенного военного ордена святого Иоанна Иерусалимского, Родосского и Мальтийского. Начав с основания ордена братом Жераром во время Крестовых походов, автор прослеживает его взлеты и поражения на протяжении многих веков существования, рассказывает, как орден скитался по миру после изгнания из Иерусалима, потом с Родоса и Мальты. Военная доблесть ордена достигла высшей точки, когда рыцари добились потрясающей победы над турками, оправдав свое название щита Европы.
Разбирая пыльные коробки в подвале антикварной лавки, Андре и Эллен натыкаются на старый и довольно ржавый шлем. Антиквар Архонт Дюваль припоминает, что его появление в лавке связано с русским князем Александром Невским. Так ли это, вы узнаете из этой истории. Также вы побываете на поле сражения одной из самых известных русских битв и поймете, откуда же у русского князя такое необычное имя. История о великом князе Александре Ярославиче Невском. Основано на исторических событиях и фактах.