Баржа смерти - [2]

«Никто не знает ни года, ни месяца и ни часа своей смерти. Но это ложь. Небесный счетовод каждому отсчитывает время. И заранее предупреждает о конце. Но его никто не слышит. Или не хочет слышать. А вот если кто услышит, то выбегает на улицу, зажимает уши руками и кричит: «Настал мой смертный час!» Кто ж ему поверит? Забирают в сумасшедший дом. Там пичкают лекарствами. И он забывает о смерти. И смерть забывает о нём. Но очнись он на мгновение человеком, тут же явится мысль: «Лучше бы умереть, чем жизнь такая». Тогда и смерть не заставляет себя ждать. А по ком звонит колокол, узнаём только на кладбище». Где Константин Иванович прочитал этот текст, никак не вспомнит. Как-то содержание его пересказал Александру. Спросил у зятя, как он всё это понимает? Услышал от него совсем не в меру раздражённый ответ: «Да выбросите Вы, Константин Иванович, из головы эту антисоветчину!»

Сегодня никто не укорит собеседника антисоветчиной. Но смысл рассуждений и их актуальность остались неизменными. «…мы живем без веры, погружаясь, словно в Дантов ад, в женский мат и в детский мат, совесть, как друзей своих теряя. Город мой, под звон твоих трамваев, как когда-то под церковный звон, жизнь проходит, как тяжелый сон, жизнь проходит, словно лотерея, и от неудач своих дурея, ищем мы виновных каждый час…» Писатель Аранов не ищет виновных. Он просто добросовестно излагает историю семейного клана Григорьевых на фоне неприветливого времени и пространства, в котором недобрый мир сменяется беспощадной войной. И это, к сожалению, тоже неизменно. И сегодня, как тогда, никто не слышит небесного счетовода, продолжаются войны, люди меряются спесью и чванством, ослепляются ненавистью и забывают о том, что конечная остановка всегда рядом и всегда внезапна. И в этом – тоже ценность книги. Она дает толчок к размышлениям о бренности жизни, о её смысле и собственном предназначении. Ведь баржа продолжает плыть, принимая на борт всё новых и новых пассажиров.

«Загремели взрывы около баржи. Баржу резко качнуло, и она понеслась вдоль Волги. Кто-то рядом с доктором проговорил: «Канат порвало»… Правый борт баржи пронзали иглами пулеметные очереди мятежников. Борт просвечивал на солнце как решето. По левому борту била артиллерия красных… Поздно ночью катер с красноармейцами подтащит баржу к берегу. Из 109 пленников живыми были 75 человек. А война продолжалась…»

И жизнь продолжается. И плывёт то ли баржа смерти, то ли корабль дураков, не зная точно пункта назначения и маршрута следования. А мы вслед за автором книги пытаемся разобраться во всём этом, особенно в логике жизненных событий, понять её и по возможности принять, оглядываясь на горький в той же мере, что и сладкий опыт тех, кто прожил свою жизнь на страницах увлекательного и правдивого романа.

А что касается повести «Между прошлым и будущим» – это некий памфлет-антиутопия. Антиутопия – предупреждение. Но тут же вспоминается замечательный русский историк В. О. Ключевский: «История ничему не учит, но жёстко наказывает за невыученный урок».

А баржа плывёт и плывёт.

Владимир Спектор.

Публицист, писатель.

Баржа смерти

Fata viam inveniam (лат.)[2]

Вступление

Неподвижна водная гладь тихой заводи. И вот, то ли рыба всплеснула, то ли камешек брошен детской рукой, и расходятся круги по воде, угасая в недалёком пространстве. Так и память наша вспыхнет от нежданного случая: от лица, мелькнувшего в толпе, будто знакомого, но забытого. От пожелтевшей фотографии или звуков старого танго незабвенного Александра Цфасмана. Всколыхнётся память, расходясь кругами, замелькают страницы ушедшего времени, возвращая нас к семейным легендам и былям.

Ленинград. Лето 1940 года. Набережная реки Мойки.

Женщина в строгом длинном платье, подчёркивающем её стройную фигуру, опёршись о решётку набережной, смотрит на медленное течение реки. Голову её украшает кокетливая черная шляпка с опущенными полями в стиле «кроше», столь модным в предвоенные годы.

А невдалеке неторопливо идут маленький мальчик и русоволосая девушка. Наблюдательный прохожий сразу заметит, как бережно девушка держит мальчика за плечо, как взгляд её наполняется лаской, когда скользит по светлой головке малыша. Всё это даёт право предположить, что юная особа – мама этого парнишки. Вот мальчик вырывается из её рук. На мгновение ясные голубые глаза девушки темнеют от страха. «Баба», –  кричит малыш. И лицо юной мамы вновь светлеет в улыбке. А женщина в чёрной шляпке приветливо машет мальчику. И тот бежит, под его ногами мелькают серые квадратные плиты из песчаника, которыми вымощена набережная Мойки. Плиты мелькают, мелькают… А наше повествование стремительно перелистывается назад, в девятнадцатый век.

Глава 1. Катенька

Званый обед в имении графа Шереметева, что в Ярославской губернии. Повар графа, как всегда постарался на славу, и стол ломился от множества восхитительных яств. Но представьте изумление гостей, когда подали блюдо со свежей земляникой. За окном сугробы и лютый мороз, а на столе сочные свежие ягоды! И откуда взялось такое чудо? Перед гостями предстал смущённый садовник графа, Пётр Елисеев. Граф расчувствовался. Нет сведений, что до слёз, но тут же, под общий восторг и аплодисменты подписал своему крепостному вольную и дал пятнадцать рублей на открытие своего торгового дела. Пётр долго не размышлял. Собрал свои небогатые манатки, жену, сыновей – Сергея, Григория и Степана и отправился покорять столицу империи – Санкт-Петербург. Там он приобрел лоток, купил мешок апельсинов и стал продавать их на Невском проспекте.