Бару Корморан, предательница - [110]
Часть III
Диктатор
Глава 21
Но весной Бару ждали новые испытания. Ей предстояло завершить улещивание Игуаке, Наяуру и их присных, и это было только начало.
Хорошо, что пока у нее оставалось хоть какое-то время. Зима густо вымазала ее Ордвинном – покрыла слоем жирной, как сливки, земли, набила изнутри цесарками с куркумой, олениной и соленой рыбой, а все поры закупорила маслом, настоянным на тмине и диком имбире. Кожа Бару задубела и стала соленой на вкус. Язык поначалу заплетался, но вскоре овладел началами иолинского. Бару выучилась ругаться по-урунски и по-стахечийски, а вместо формального бельтикского «иликари» – слова, ныне по всем ощущениям принадлежавшего Маскараду и Зате Яве, – стала употреблять просторечное иолинское «ученики».
Она научилась по запаху отличать кедровый дым от соснового. Смеялась по вечерам у костра над байками о княгине Наяуру и ее четырех мужьях, геройски погибших во время Дурацкого Бунта. И хохотала, когда воины шутили над тем, как она нервно косится по сторонам – нет ли поблизости хмурого социал-гигиениста, готового диагностировать вырождение.
– Бывало, мужчины женились на своих приятелях, – рассказывала Тайн Ху, сидя рядом у костра и вместе с Бару поджаривая оленину, – а женщины выходили замуж за своих подруг. Так делали бедные, изголодавшиеся, отчаявшиеся. И те, кто хотел вместе вести дела или разделить крышу над головой. И солдаты, которые лишились родного дома. Но чаще всего – просто люди, которые жили без нужды и забот, ради любви. Словечки «трайбадистка» и «содомит» – и то, что они означают, – появились гораздо позже.
Бару насторожилась. Похоже, для дикарки с Тараноке приготовили очередную ловушку.
– Но это было давным-давно. Еще до Маски.
Оторвав полоску мяса, Тайн Ху разжевала и проглотила ее.
– Неужто? – Она ухмыльнулась, и зубы ее блеснули в свете костра. – Спроси ныряльщиц в Порт-Роге. Или актрис из Ату-холла. Они тебя просветят! Я не из тех, кого быстро забывают.
Могучее, неодолимое любопытство охватило Бару вместе со столь же сильным рефлекторным страхом, и буйная смесь чувств рассмешила ее.
– Ты занималась этим? В Пактимонте? Под самым носом у Зате Явы?
Тайн Ху насмешливо округлила глаза, изображая ужас.
– По-твоему, я буду стоять у городских ворот? Нет! Нужно поддерживать традиции Вультъягов-завоевателей!
– И даже не один раз?
– Мне и сосчитать трудновато, – Тайн Ху принялась загибать пальцы и замотала головой. – Пожалуй, без помощи счетовода не обойтись!
Раскашлявшись от дыма, Бару уронила свое мясо в костер.
Она вела «Армию шакала» в отчаянный бой – в сражение без насилия, но с такими потерями, каких не видели и ноля величайших битв.
Строгая инкрастическая диета, принятая в маскарадной школе, сделала ее высокой и крепкой. Она могла похвастать отличным здоровьем и оказалась выносливее, чем большинство «шакалов». Она помогала им рыть нужники, обучая их назойливой гигиене Маскарада, и нанюхалась ордвиннских испражнений в невообразимых количествах. А от женщин она узнала, что регулярный месячный цикл зимой – знак невообразимого богатства, роскошь для знати, недоступная простолюдинкам.
Она сама была простолюдинкой. Но обстоятельства, в которых она росла, делали ее знатной в их глазах.
«Шакалы» рыскали по лесам Внутренних Земель, подобно призрачным хищникам. Край этот был истощенным, изголодавшимся. Во время осеннего отступления Маскарад разграбил амбары и разорил дороги, сея анархию – сообщение, знамение жизни без перчатки и стальной рукавицы Фалькреста. «Шакалы» нанесли ответный удар, восстановив, где могли, сообщение с севером, нанимая княжьи инженерные подразделения для помощи в строительных работах и отправляя отряды всадников и лучников патрулировать местность. Когда путь был открыт, в далекий Отсфир ласточкой полетела весть: «Пришли, что можешь». Обнаружив уцелевшие припасы, «шакалы» скупали их по баснословным ценам и отправляли нуждающимся.
Готовясь нарушить границы хозяев Внутренних Земель, Бару заготовила письма князьям и княгиням: «Я – Честная Рука. Я иду на помощь». Заготовила, но так и не отправила. Послания послужили бы уликой, связывающей их с мятежницей. Даже отправить гонцов было чересчур рискованно. Для того чтобы совладать с «Сомнением предателя», следовало потрафить княжествам и притвориться, будто Бару здесь нет. Подтолкнуть Игуаке с Наяуру к действию столь рано означало катастрофу, крах их стратегии и провал для Бару – ведь она убедила Лизаксу и прочих, что Внутренние Земли будут выжидать.
В походе она изучала архитектуру страданий Ордвинна. Прибывая в селение или вольный город, она брала переводчика и обходила дома и лачуги. Она общалась с издольщиками и с лучными мастерами, с кузнецами и каменщиками, с отцами и с матерями, со стариками и с молодыми, в общем, со всеми обитателями феодальных земель. Бару всегда записывала то, что узнавала от них: чем они питаются, часты ли выкидыши, сколько весят новорожденные, сурова ли цинга (кровоточащие десны, пятна на коже и упадок духа повсюду – всеобщие, неизбежные признаки зимы, «дыхание Видд»).
В своих опросах Честная Рука не упускала ни единого страха, ни единой крохотной, робкой надежды.
