Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев - [5]
У раскрытых ворот стоял хозяин венты с фонарем. Он сам вышел встретить приезжих, так как увидел по охране и карете, что это богатые и знатные сеньоры.
— Пожалуйте, ваши милости! — суетился похожий на хорька Гардунья. — Прошу погреться ваших милостей! Уж такая ненастная погода, пресвятая дева, что я не пожалел зажечь запасные брасеро!>[5]
Продрогшие путники вошли в длинную залу с низким закопченным потолком. Вдоль стен стояли широкие скамьи, а посередине — огромный стол, уставленный посудой из английского олова.
— Дайте нам, дядюшка Гардунья, поскорее пол-асумбры>[6] лучшего вина: моим юным коллегам, да и мне необходимо согреться!
— Сейчас, сейчас, ваша милость! И ужин уже готов! Жена! — позвал хозяин. — Подавай рыбу и яйца на стол! Ведь сегодня рыбный день, ваша милость, у меня такие форели, что останетесь довольны!
У брасеро, наполненных горячими красными углями, пристроились Бартоломе и Леон. От тепла их так разморило, что они отказались от ужина, а только выпили немного вина с печеньем.
— Идите, друзья мои, спать, — сказал лисенсиат. — Проводите молодых сеньоров в комнату.
Не успел хозяин подняться на лестницу, как послышался сильный стук в ворота.
— Хуанито! — крикнул хозяин мальчику-слуге. — Пойди посмотри, кого нам еще бог послал!
— Там какой-то идальго>[7] просится переночевать, — сказал, вернувшись, Хуанито.
— А лошадь или мул есть у него?
— Нет, хозяин…
— Так чего же ты, дурень, прости господи, морочишь мне голову и не даешь проводить их милостей спать? Ты же знаешь, что мы не принимаем всяких бродяг и нищих!
— Но ведь нельзя же оставить этого идальго под проливным дождем? — возмутился Бартоломе.
— Эх, ваша милость! Не можем же мы принимать всех бродяг, которые постучатся к нам в венту!
— Все равно! Кто бы ни был этот человек, идальго или нищий, я требую, чтобы его впустили. Я плачу за него!
Лисенсиат удивленно взглянул на Бартоломе, но промолчал. Хуанито через несколько минут привел в залу молодого человека в разорванной и мокрой одежде.
— Благодарю вас, сеньоры. Этот малый сказал мне, что вы просили… — юноша вдруг побледнел и пошатнулся.
Леон и Бартоломе бросились к нему и посадили на скамью.
— Милосердный боже! Вы ранены! — в испуге закричал Леон, увидев на голове юноши кровь.
— Да, — слабым голосом ответил тот. — Они ударили меня по голове… камнем.
Лисенсиат, имевший солидные познания в медицине, приказал немедленно принести из кареты шкатулку с лекарствами и сундук с одеждой. Голова юноши была перевязана, и ему помогли переодеться в сухое платье.
— Рана ваша неглубока, — успокоил лисенсиат. — Я бы сказал, что это скорее ссадина, которая через два-три дня заживет. Выпейте вина, оно вас согреет и подбодрит!
Юноша попытался улыбнуться:
— Спасибо, сеньоры! Меня зовут Мигель де Арана из Кордовы. Я направляюсь в Саламанку.
— В Саламанку! — обрадовался Бартоломе, так как Мигель ему чрезвычайно понравился. — Ведь мы тоже едем туда!
— Теперь мне придется уже не ехать, а идти пешком, или, как говорят студенты, «молотить дорогу по-апостольски», — невесело усмехнулся Мигель. — Негодяи отняли у меня мула и все деньги.
— Сеньор Мигель, вы поедете с нами! — почти одновременно заговорили, перебивая друг друга, Бартоломе и Леон. — У нас есть место в карете! Мы будем очень рады вашему обществу!
Лисенсиат одобрительно кивал головой. Ему тоже понравился Мигель де Арана. Приятный, воспитанный юноша, видимо, из хорошей, хотя и обедневшей семьи.
— Ну, конечно, сеньор де Арана может ехать с нами в карете. Мы будем счастливы оказать ему эту услугу, а он украсит наше общество как будущий коллега.
Мигель поблагодарил своих новых друзей.
— Но что случилось с вами? — спросил Бартоломе. — Кто осмелился напасть на вас?
— Если у вас, сеньоры, по моей вине прошел сон и вы хотите услышать о моем приключении, я расскажу вам, как я, еще два дня назад полный надежд, отлично одетый в ферреруэло из добротного сеговийского сукна>[8], на прекрасном крепком муле, по кличке Лусеро, и с кошельком, в котором приятно звенели золотые песо>[9], очутился сегодня ночью как нищий бродяга у ворот венты!
Приключения Мигеля
Похвальна доблесть, но когда уместна.
Сенека
Старый дон де Арана считал, что младшего сына, едва достигшего шестнадцати лет, нельзя отпускать одного даже до ближайшей венты. Разгорелся спор. Диего, старший сын дона де Арана, сказал:
— Дорогой отец, вспомните, как десять лет назад вы отправили меня в Толедо ко двору его высочества>[10] короля Фернандо!
— Да, но ты ехал в сопровождении оруженосца. А сейчас мы лишены возможности иметь слуг…
— Боже мой! — рассмеялся Диего. — Сеньоры, представьте меня, двенадцатилетнего пажа, под охраной дряхлого восьмидесятилетнего оруженосца дядюшки Себастьяна!
— Я тоже думаю, сеньор, — заметил зять дона де Арана, Кристобаль Колон>[11], — что Мигель совершенно спокойно доедет эти три лиги до венты «Инфанта Хуана», где присоединится к каравану купцов!
— Сейчас на дорогах так же безопасно, как на улицах Кордовы, — добавил старинный друг семьи Габриель де Акоста.
Мигель скромно молчал, но с трепетом ждал решения своей судьбы: ему очень хотелось ехать завтра.
